Лишь так однажды, где то на краю.
В своём осточертелом теле
я ощущаю отблески и тени,
без спроса поглотивших жизнь мою.
Никто не смог, как старая тетрадь
вписать в души пробел четверостишье.
И прокричать во след в момент затишья
заклятие – не умирать.
Я стал иной, на свет из темноты
зовут вперед речей шальные звуки.
Что бы не сойти с ума с собой от скуки.
Взимаю озарение с немоты.
Как щурился, как близко подошёл
к огню невозмутимого прозрения.
Ожоги из любви озарения
за рубцевали пафосный мой шёлк.
Бегу вперёд…
А сколько пробегу?
Но впредь во мне лишь то воспето слово,
что без подмены старого на ново.
Всё остальное бредом назову.
Из прошлых прелестей дневник.
Она вела и умирала.
И пережитых сердцем лиц.
Неимоверно было мало.
Рука изгибами дрожа.
Перечеркнуть бы разом это.
Не доигравший саксофон.
И два заезженных куплета.
Всё прожито, как вещий сон.
Всё в день, как кубики сложилось.
И тот дурацкий саксофон.
И то, что вовсе не приснилось.
Ты ночь целуешь страстными очами.
И зеркало за нешею спиной.
Собою наше счастье примеряет.
Внимая вдохам, мой или не мой.
Заходи и прикрой
за собой эти двери.
Я тебе покажу
как сияет луна.
Я тебе расскажу
как прекрасен в апреле.
тот подснежник босой,
та живая роса.
Ты не бойся принять эти черствые губы.
Они только на вид повидали сполна.
Прикоснись к ним рукой,
и они не забудут.
Эти нежные пальцы,
и с искринкой глаза.
Мне не нужен никто.
Мне тебя очень мало.
Я пройду стороной
лики падших девиц.
Твой великий герой,
твой избранник из храма.
твой покорный слуга.
Я у ног твоих ниц.
Где бы нас не несло,
что бы нам не приснилось.
Ты прости, но делить я ни с кем не смогу.
Этих пальцев огонь,
эту с искоркой милость.
Ни как раньше во сне,