– Залазь, братан! – донеслось из-за распахнувшейся дверцы.
Вместе с подобравшими меня горноспасателями я двое суток жил в Снежном, пережидая непогоду. Узнав о моём намерении, добродеи сначала отнеслись к нему скептически, но затем загорелись затеей, и даже сожалели, что не могут отправиться со мной в дальний путь. А на прощанье раздобыли мне в посёлке неожиданного компаньона – здоровенного пса по кличке Амур, которого я наскоро прикормил.
Ждать, когда прекратится то проливной, то моросящий дождь, надоело. 18 июля взвалив на спину рюкзак и взяв в руку верёвку, на другом конце которой был привязан новоиспеченный попутчик, я прощально махнул мужикам и устремился за рвущимся Амуром, стараясь не поскользнуться на мокрых кочках.
Первый же обозначенный на карте ручеёк дожди вытеснили из берегов. Сбросив ношу и привязав пса к кусту, я долго выискивал удобную переправу, потом подтащил рюкзак к самому узкому месту, передохнул, прицелился и метнул его на выступ противоположного берега. Он увесисто плюхнулся на кочку, заросшую упругим ерником, и, спружинив, медленно повалился в клокочущий поток. Недолго думая, я оттолкнулся от вязкой почвы и прыгнул в воду, вымокнув до пояса. Скарб был спасён, но поиск переправы оказался напрасным.
За ручьем начались мари. Сквозь болотную траву всюду блестит вода. Ноги пружинят на кочках, почти по колено проваливаются в хлябь. Сердце стучит отбойным молотком. А комарью дождь не помеха, звенящей ордой накидываются на свеженину, пируют. Останавливаюсь на «перекур» через каждые полкилометра, когда ноги наливаются свинцом и лёгким не хватает воздуха. Однако всё это нисколько не омрачает настроения. Впереди большой путь. На его фоне всё остальное – мелочь.
Выбравшись на более-менее сносную дорогу, отпустил Амура вместе с верёвкой. Если вдруг захочет удрать, поймать будет легче. Почувствовав свободу, он тут же помчался за порхающими пичугами. Некоторое время я с беспокойством наблюдал за его беготнёй, но он время от времени останавливался, осматривался и, увидав меня, вновь мчался по своим собачьим делам. Я успокоился и вовсе освободил его от привязи.
Во время очередного короткого отдыха заметил среди зарослей светлое пятно, которое то исчезало, то вновь появлялось. Долго приглядывался, пока, наконец, не распознал сокжоя – дикого оленя. Он что-то там щипал, изредка мелькая в просветах ветвей.