Венчаю. Спрашиваю об их решениях, благих и непринужденных, соединить свои жизни в одно могучее согласное течение. Вот уже венцы над ними вознеслись, парят в воздухе… Шурик читает отрывок из Апостола, а в конце как закричит истошно и протяжно (от усталости, наверно): «А жена да боится своего му-у-жа!..» Смотрю, никто глазом не моргнул, не улыбнулся. Ну и хорошо. Потому что царила атмосфера общего доверия всему, что здесь сейчас совершается. Верное такое чувство, что совершается нечто важнейшее в жизни, а жизнь дана, между прочим, для осмысления того, что в ней совершилось. В процессе не всегда ясно, а вот улеглось, и осознал: было счастье. И текущие переживания, и страхи понимаются спустя время совсем по-другому. И пожалеешь еще – это я о себе говорю, – что смотрел вроде бы даже пристально, а лучших минут своих в упор не видел.
Получил недавно письмо по электронной почте: некто Андрей Васильевич случайно зашел на наш сайт и спрашивает, не работал ли я в Алжире в конце 70-х годов XX века. Ответил, что да, работал. У нас завязалась переписка, я его тоже вспомнил. Он был молодым специалистом по внешней торговле, а я переводчиком; оба приписаны были к Эль-Хаджарскому металлургическому комбинату, неподалеку от города Аннаба. Комбинат строил Советский Союз, а часть цехов и отдельных производств – Франция. А. В. приходилось по службе часто летать в столицу, в Алжир. И мне тоже, но реже. Встречались в полетах, разговаривали о том о сем. Вот мы в Афганистан ввели ограниченный контингент, и отношение арабов к нам явно изменилось. Вражды не было, но исчезла симпатия, тепло. И мы переживали. Или американцы призвали весь мир бойкотировать Олимпиаду в Москве, и мы это обсуждали. Потом, спустя месяцы, умер Высоцкий. И эта новая (да еще какая!) тема для разговоров вытеснила прочие. Я лично помню 64 или 65-й год, узкая комнатка в коммунальной квартире в центре Москвы, взрослые внимательно слушают громоздкий магнитофон «Гинтарас» – вращающиеся бобины с тонкой пленкой, необычный, хриплый голос артиста с Таганки: «Возля города Пекина // Ходят-бродят хунвейбины…» Но обсуждали и переживали мы с A.B. сдержанно, с инстинктивной оглядкой на вездесущие уши, да и друг на друга – это свойство воспитала в нас «семья и школа», то есть страна.