Вернувшийся после разговора с лакеем
Митя подтвердил, что барыня Лидия Потаповна из дома со вчерашнего
дня никуда не отлучалась. И, судя по всему, так и умерла, сидя за
столом.
Картина из общения с прислугой
вырисовывалась следующая. Пару-тройку недель назад у купчихи Лидии
Сушкиной, вдовы тридцати двух лет, появился тайный воздыхатель. Не
то чтобы раньше претендентов на пышную красавицу не водилось, но
все попадались какие-то плюгавые и косноязычные. А этот был особо
настойчив и велеречив. Не раскрывая своего имени, поклонник через
мальчишек-посыльных заваливал Лидию Потаповну пышными букетами,
коробками шоколада и ромовых бисквитов, до которых вдовая купчиха
была особо охоча. А ещё писал письма, в которых весьма цветисто
воспевал и венерины формы предмета обожания, и её необыкновенную
красоту души.
Вдова, как говорится, поплыла по
волнам любви. И страдала лишь от того, не может ни выразить
ответных чувств, ни узнать хотя бы имени таинственного обожателя. И
вот в очередном письме поклонник сообщил, что намерен в выбранный
день открыться и явиться воочию. А также прислал платье – вот это
самое, синее, бархатное, в котором её и нашли, – уверяя, что
изысканный наряд как нельзя лучше подойдёт к свиданию. И ещё
попросил отослать прочь прислугу, дабы холопские уши дворни не
слышали соловьиную песнь влюблённой пары. А петь они будут громко и
страстно. До утра.
Зная решительный характер барыни,
которая одиноко вдовела уже три года и вымещала излишний пыл на
лакейских спинах, прислуга сделала всё, как было велено.
Перестелила простыни, надушила бельё, накрыла роскошный стол на
веранде и отбыла в соседнюю деревню с наказом не являться раньше
следующего дня.
Результат налицо. Терраса. Мёртвая
купчиха. Почти нетронутый ужин. Судя по гладким простыням, до песни
соловья дело так и не дошло.
– Письма остались? – поинтересовался
Митя.
– Пожалуйста, – Илья вручил сыщику
пачку, перевязанную розовой атласной ленточкой. Кое-где из бумаг
выглядывали засушенные цветы. От писем пахло приторными сладкими
духами.
Лакей держался лучше остальных.
Женская часть прислуги до сих пор рыдала и завывала где-то в
глубинах дома, горюя о «матушке-барыне», которая покинула их так
безвременно и внезапно. Илья же смотрел на бывшую хозяйку со
странной смесью жалости и облегчения. И иногда незаметно потирал
поясницу. Видимо, крепкий нрав был у купчихи.