Теперь такое чтение для меня невозможно. Даже Гоголя, Льва Толстого, Булгакова я читаю не душой, а головой. Пытаюсь включить душу, но чаще всего безуспешно… И в руке у меня во время чтения карандаш – отметить удачное словосочетание, поблизости блокнот – выписать цитату, зафиксировать собственную попутную мысль.
И дело здесь не только в моих литературных занятиях. Просто я знаю, что душа в любой момент может очнуться и потребовать: а найди мне такой-то прекрасный абзац; что за чудесной слово было у такого-то? И не имея пометки, выписки, мозг начинает мучиться. Излистываешь книгу от корки до корки, проклинаешь себя, что читал без письменных принадлежностей…
Знакомство с Набоковым происходило у меня, как и у большинства моих сверстников и людей старше, в конце 80-х, когда в СССР появились первые публикации его произведений в журналах, а следом и книги, – самом конце 90-х, когда, кажется, в издательстве «Симпозиум» завершилось собрание его сочинений… Читал, конечно, без карандаша, часто запоем, одну книгу за другой. В голове многое перемешалось, перепуталось (сюжеты, персонажи у Набокова-Сирина, как известно, нередко перетекают из произведения в произведение), многое, по ощущению, важное, драгоценное ушло в глубь книг – именно книг, этаких бумажных кирпичиков.
Лишь недавно я понял, что книги Набокова нужно изучать. Примерно так же, как изучил их (по крайней мере половину – написанные по-русски) Вячеслав Курицын. Изучил и пусть хаотично, несколько путано, но все же оформил в труд «Набоков без Лолиты».
Впрочем, хаотичность и путаность несомненно умышленны – с умыслом…
Я назвал свой текст «Сирин под микроскопом». Действительно, Курицын рассмотрел романы, повести, рассказы, пьесы, стихотворения Набокова-Сирина словно бы в микроскоп. А потом, глядя в микроскоп, прошел по тем улицам, по которым ходили герои этих произведений. В этом подвиг автора «Набокова без Лолиты», но и беда книги как продукта (да простят меня за это буржуазное слово все возмутившиеся).
Ясно, что Вячеслав Курицын хотел написать именно такую книгу. Других книг о Набокове и так предостаточно. Но если автор смотрел в микроскоп в течение двадцати лет (конечно, надо полагать, с перерывами), то читателю смотреть в предоставленный микроскоп даже неделю попросту больно. Мало кто засядет за эту книгу-микроскоп всерьез, поминутно отрываясь от нее, хватая книги Набокова, чтобы свериться, увидеть панораму, продолжить действие, выхваченное крошечным объективом. Это нелегкий труд, но он помогает понять, заметить многое, пропускаемое при беглом чтении в произведениях Набокова.