Каждый свой шаг, каждое своё действие необходимо было контролировать и вместе с тем постоянно чувствовать, как и чем дышит его племя. Теперь уже Чекур не сомневался в том, что Сельвуна – так реку называет местный народ, а себя – сельвинами – не приведёт их в родные края. Так что придётся не только зимовать на её берегах, но и обосноваться на них. Осталось лишь выбрать подходящее городище и разыграть действо явления и уграм и сельвинам новой богини Вальги. Она станет символом не только новой веры, но и мощной, доселе не виданной в этих краях общности людей, подчинённых одному Божеству и одному человеку.
Именно поэтому нельзя было давать своим воинам почувствовать равнодушие к происходящему, что без боевых стычек сделать весьма непросто. Вот и сейчас вместо того, чтобы просто отмахнуться от Петро с его врачеванием, он столкнул его с Хомчей. Можно было не сомневаться, что те в свою очередь момент напряжённости передадут ещё кому-то.
Молока бы он сейчас действительно выпил. Тут латинянин прав – согретое, да ещё с мёдом, оно определённо пошло бы на пользу. При мыслях о молоке Чекур потеплел душой, приятные воспоминания стали проникать через лёгкую зыбь одолевающей его дремоты. Ещё бы им не греть душ, ведь сам великий Аттила нарёк его Молочным горном.
Было это в начале похода гуннов на Фракию и Иллирию, во время которого они разрушили немало городов и крепостей, дошли до знаменитых Фермопил и приблизились к окрестностям Константинополя. За пять лет до этого, после смерти не имевшего своего потомства гуннского кагана Ругиллы, власть над гуннами перешла к его племянникам Аттиле и Бледу – сыновьям его родного брата Мундзука, получившего смертельную рану, когда его отпрыски ещё и тетивы натянуть толком не могли. Младший из братьев – Аттила сразу же, как пришёл к власти, стал жить мыслью о великом походе на побережье тёплых морей. Его не останавливало то, что эти богатейшие земли принадлежали Византийской и Римской империям, которые, к тому же не без успеха, уже терзали готы, чуть раньше гуннов явившиеся в благодатные края. Наоборот, это лишь раззадоривало Аттилу, считавшего себя рожденным лишь для того, чтобы проводить жизнь в походах и войнах, что давало возможность грабить, подчинять, облагать данью другие, не способные противостоять его силе народы.