В детстве я почти не болела. А ведь родилась недоношенной, весом всего 1 килограмм 800 граммов, ростом 28 сантиметров. Врач сразу после родов посоветовал моей маме: «Вы уж имя-то ей сразу дайте какое-нибудь, а то она скоро умрет у вас, а без имени ей и места на кладбище не дадут…» Но я, вопреки предсказаниям «доброго» доктора, все-таки выжила и росла, не доставляя своим близким практически никаких хлопот. Да и баба Настя моя прожила до 84 и все – сама: и огород, и воду из колодца. А накануне ее легкой и быстрой смерти соседи говорили, что она весела была как обычно – мыла полы да песни пела.
Сколько уж лет нет ее на свете?.. Лет 5–6. И дом наш в Тверской губернии стоит пустой. Но какие бы тяжелые времена в нашей семье ни наступали, никому из нас ни разу не пришло в голову этот дом продать. Это было бы так же дико, как продать, предать близкого друга. Нам необходимо знать, помнить – тот дом есть на земле, и, возможно, когда-нибудь туда вернутся мои дети…
А вещи бабушки Насти: ее вазочки, скатерти, незамысловатые фарфоровые статуэтки и, конечно, иконы – мы взяли в свой новый дом. И я дорожу ими больше, чем дорогостоящей подаренной мне аудио- и видеоаппаратурой. Потому что в них, вещах бабушки Насти, отпечатано, спрятано мое детство, мое беззаботное детское счастье, и в холодные, хмурые, серые дни я могу взять его в ладони и согреться.
Мне всегда казалось, что такой дом детства хранится в памяти всех людей на свете, как образ счастья и мира. Так я думала, пока однажды не поговорила со своим соседом о его доме детства. И оказалось, я была не права – и не права решительно.
Сосед мой, Сережа, был человек удивительно добрый, с большим чувством юмора, насмешливо и ласково взиравший на мир шоколадного цвета глазами, обрамленными до неприличия густыми и пушистыми ресницами. Он умер в 47 лет от сердечной недостаточности, уже будучи неизлечимо болен раком. В последние дни перед смертью Сережа маялся и тосковал. Он рассказывал мне то, о чем никогда, за все годы нашей дружбы, не упоминал.
Он говорил о том, что рос четвертым ребенком в семье махровых алкоголиков, и первым и последним его воспоминанием об отчем доме были голые стены, холод и грязь. В том доме каждый был сам по себе и сам за себя, и это был мертвый дом. Не в нем ли зародилось то, что привело Сережу к незаслуженно, несправедливо ранней смерти?..