– Спасибо за предложение, мама, но я, пожалуй, останусь. Я хорошо поел в завтрак.
Он отошел к окну и, скрестив на груди руки, застыл в выжидательной позе.
– Эжен, подойди сюда, – позвала мадам Грендель.
Он не двинулся с места.
– Жежен, не заставляй свою маму ждать, – ее тон смягчился, послышались просящие нотки. – Пожалуйста, подойди ко мне, милый. Давай не будем ссориться.
Эжен продолжал стоять на месте. В два шага она оказалась рядом с ним. Он посмотрел на нее в упор, в его глазах застыл лед.
– Малыш, не смотри на меня так. Ты же мой сын. сын. Я люблю тебя. Ты – вся моя жизнь.
Все та же пренебрежительная поза, холодное лицо.
Она бросилась к сыну с намерением обнять его, но он отшатнулся. Его сомкнутые на груди руки разжались, но не для того, чтобы обнять мать, а вытянулись вперед, как будто он защищался от удара. Мадам Грендель едва справилась с собой, чтобы не закричать. Ей вдруг представилось, как другая, «эта русская» – так всегда, даже во внутреннем монологе, называла она Галю – приближается к ее сыну. Как сияют его глаза в ответ, как распахиваются руки. Жанна-Мария как будто слышала их тихий шепот, шелестящий смех, наблюдала невыносимые жесты, говорящие об их близости. Ноги ее ослабли, она чувствовала, что вот-вот упадет.
Отступив на шаг в сторону, она опустилась на стул.
– Пожалуй, я все же останусь, – сказала она еле слышно, развязывая на шее шарф.
Эжен тут же сорвался с места.
– Время прогулки. Я пошел.
Звук закрываемой за ним двери заставил ее вздрогнуть – в это самое мгновение она отчетливо, как никогда раньше, поняла, что теряет над сыном власть, и испытала такую боль, будто ей нанесли смертельную рану.
* * *
В воздухе стоял пряный аромат нагретой на солнце хвои. В цветастой легкой юбке и кофточке с рюшами по горловине и манжетам Гала – таким с недавнего времени стало ее имя – медленно поднималась в гору по извилистой тропинке. Позади нее с матерчатой сумкой через плечо шел Эжен. Он с тайным блаженством любовался гибкой шеей спутницы, ее узкой спиной, крутыми бедрами. Когда тропинка становилась шире, они вновь воссоединялись и шли, не разжимая рук, согласуя друг с другом ритм своих шагов, выискивая идеальное место для привала. Скатывающееся к горизонту солнце приглушило яркость красок, смазало очертания деревьев и уступов, трав и цветов. Напоенный ароматами ветер ласкал и бодрил одновременно, словно теплая, возбуждающая ванна.