И Алана пропадала в библиотеке
ночами, на что и Лас, и Вила мудро закрывали глаза. Лас обычно
посмеивался в усы, будя засыпавшую за взбиванием масла дочку, и
говорил, что Алана живет не своей жизнью. Вила же вступалась за
дочь, и развивалась настоящая словесная баталия, темой которой
становилась чрезмерная любовь ребенка к чтению. «Ты бы перестала
бегать, - доказывал Лас. - Тебе что, твоя жизнь не нравится?»
Но отец был не прав: Алане нравилась
ее жизнь. Когда ей исполнилось двадцать, и пора было ехать на
ярмарку невест, Вила спросила у нее, какую семью девочка хочет
создать и сколько детей родить. Алане тогда нравился Вэл, но он был
влюблен в симпатичную дочку кузнеца, и Алана гордо ответила матери,
что пока замуж выходить не хочет, и, приведя в пример обычаи Синих
земель, где женщины выбирали свою судьбу самостоятельно и могли
никогда не связываться узами брака, и Желтых, где семьи
образовывались чаще всего очень поздно, уведомила родителей, что
раньше тридцати о замужестве и думать не будет, ни на какую ярмарку
не поедет ни сейчас, ни на следующий год. Алана лукавила, не говоря
маме всей правды: ей, выросшей на историях возвышенных рыцарей и
прекрасных дам, на сказаниях о подвигах и рассуждениях мыслителей,
было сложно представить своим мужем кого-то из простых деревенских
парней - охочих до выпивки и карт, краснолицых, смешливых,
малообразованных добряков. И когда уже и Виара вышла замуж, а Вэл
женился и овдовел в течение года, Алана окончательно уверилась, что
ей нет места в привычном деревенском матримониальном укладе. Она
радовалась, что жила не в самой деревне, а в поместье: здесь ее
чуждость привычному не так бросалась в глаза.
«Ты наша желто-синяя, - смеялись
Вила и Лас в унисон. - Ну ладно, не заставлять же». Однако женщины
из деревни были другого мнения, и когда Алана появлялась на рынке с
матерью, всячески намекали обеим, что девушке стоило бы уже
задуматься о продолжении рода. «Нечего цвести впустую, с этими
книжками твоими, - добродушно говорила жена деревенского старосты.
- Вот как ребеночка понюхаешь, так и самой захочется».
Когда мама справлялась с готовкой
одна, другие слуги просили Алану посидеть то с одним ребенком, то с
другим, на что девушка легко соглашалась, пусть и без особого
удовольствия. Довольно быстро она поняла, что детей можно увлечь
даже самыми простенькими историями, которых у нее всегда было
полно. Алана учила их читать и сажала за книжки, поощряла
выдумывание сказок. Мать часто оставляла ее с младшей сестрой Евой,
и Алане не сложно было организовать игру не одному ребенку, а,
скажем, троим. Дети представляли себя принцессами, знатными воинами
и шепчущими, а Алана сидела рядом и занималась своими делами. Со
временем она снискала славу безобидной и доброй ученой чудачки,
деревенские женщины перестали перемывать ей кости, окончательно
уверившись, что своеобразная девушка не хочет искать себе женихов,
и перестали сватать ей своих подрастающих отпрысков.