В ведение Алане отдали одну из
отдельно стоящих далеко от основных корпусов кухонь, и она
разложила свои немногочисленные вещи в простеньком, примыкающем к
ней помещении, там же, где стояла простая, но удобная кровать за
занавесью из кожи. Алана исправно выполняла свою работу: варила
громадными кастрюлями супы и каши, запекала тазами жаркое,
замачивала травы и фрукты в кипятке, процеживала и разливала по
кувшинам свежее молоко, терла в пюре разнообразные овощи, вялила
тонко нарезанное оленье мясо. Куда отправлялась приготовленная еда,
кухарка не знала: в какой-то момент готовые блюда просто исчезали
со специального стола, а через некоторое время в шкафах
обнаруживалась пустая и абсолютно чистая посуда.
Слуг было много, никак не меньше
пятидесяти человек - и это только из тех, кто пришел на общее
собрание в день ее принятия на службу. Все они жили разрозненно,
обычно пересекаясь только утром, когда распределяли поручения на
день. В основном это были мужчины и женщины старше пятидесяти лет
на вид, ровесников Аланы не нашлось совсем. Многие из них, как они
гордо рассказывали, служили в Приюте десятилетиями, не возвращаясь
в родные земли. Поначалу это здорово удивляло Алану: разве не
рождаются у слуг дети? Но одна из ухаживающих за фруктовыми
деревьями женщин объяснила, что заводить детей в Приюте было
запрещено: слишком велик был риск родить ребенка-уродца в атмосфере
изменяющихся законов пространства. Она же рассказала, что слугам
нельзя вступать даже в разовые отношения с послушниками: за такое
послушников скидывали «вниз» или выгоняли из Приюта, а слуг
отправляли восвояси. Алану, впрочем, эти правила не интересовали,
брак - последнее, чего она хотела от места, в котором оказалась
против собственной воли.
Глубоко погрузившись в отчаяние,
Алана не хотела ни с кем общаться, а другие слуги, сделав несколько
попыток сблизиться с угрюмой новенькой и нарвавшись на ее
отстраненную вежливость, в нерабочее время разговорить больше Алану
не стремились. Да и повода не было: первые недели Алана совсем не
посещала маленькую столовую, где эти немного странные мужчины и
женщины собирались по вечерам, чтобы послушать музыку и поиграть в
карты. Ей не нравились их просветленные, будто в наркотическом
трансе лица и их спокойная покорность. Они говорили, что жизнь в
Приюте - это долгое и счастливое пребывание в чуде. Они почти не
болели, медленно старились, почти всегда были веселы.