Четырнадцать с половиной километров – такой результат у нас
вышел. Причём, как оказалось, он был плавающим. Когда я стоял на
месте, всё было нормально, но стоило мне пойти в сторону метки, как
я терял её из виду, и только метров через триста находил вновь.
Останавливаюсь – всё в порядке. Создавалось впечатление, что моя
способность запаздывает за мной. Василий Гаврилович назвал эти
расхождения несущественными и неиграющими большой роли, посоветовав
смотреть только те орудия, которые превышали бы эти параметры,
причём, чем они будут больше, тем лучше.
Из показанных Грабиным образцов, мне больше всего понравилась
203-миллиметровая гаубица образца 1931 года, но когда мне сообщили
с какой скоростью это чудовище передвигается, и какие ожидаются
проблемы со снарядами, я передумал.
— Коля, не выдумывай. На таких дистанциях, да с твоей точностью,
тебе и 152-миллиметровой будет за глаза. — Он показал на гаубицу,
стоявшую на улице под чехлом. — Ей бы скорострельность добавить, и
она стала бы для тебя самым лучшим вариантом.
По зениткам он сказал, что лучше той, из которой сбил над
Москвой немца, я не найду. Меньше калибром — полно, а больше – вряд
ли. Расставаясь, мы договорились, что я займусь стрельбами, а
завтра подойду к нему ещё раз и он даст список того, что есть на
складах из крупнокалибеного, с ленточным, или магазинным
боепитанием.
***
По изрытому множеством сапогов снегу, тянулась длинная
проплешина, ведущая к могучей 152-миллиметровой гаубице-пушке
МЛ-20. По этой чёрной тропе, из мёрзлой, бугристой земли, брели
заморенные тяжёлой работой, два молодых красноармейца. Не
переставая материться, они упорно продолжали волочить двухколёсную
тележку, загруженную цилиндрами гильз, играющих под закатным
солнцем мягким блеском начищенной латуни.
Вокруг орудия кипела бурная деятельность. Сновали подносчики,
крутили штурвалы наводчики, что-то кричал заряжающий, а командир
расчёта, младший лейтенант Пивников, получал от лейтенанта
зенитчика, приехавшего вместе с пятёркой энкавэдэшников, указания
для наведения. В свою очередь, залётный лейтенант, держа возле уха
трубку полевого телефона, слушал невидимого ими
корректировщика.
— Огонь!
После отмашки Пивникова грохочет выстрел. — Буд-ду-ум!
— Долго они ещё так?! — Прокричал майор Фокин лейтенанту
Сиверцеву, надевшему танковый шлемофон, и потянул его на дорогу
ведущую к арсеналу.