— Шалдин говорил, пока полностью не отработают
взаимодействие!
— Он-то каким боком здесь нужен? — Спросил майор, когда они
отошли от гаубицы, достаточно далеко для комфортного разговора.
Лейтенант посмотрел на Марка, занятого передачей данных для
артиллеристов, увлечённо растреливающих мишени, установленных за
десять с лишним километров отсюда. — Передаточное звено: он знает
Колю, может перевести его подсказки на язык пушкарей, самый
оптимальный вариант.
Отвернув лицо от пронизывающего ветра, Алексей посмотрел на чуть
видневшийся краешек садившегося за горизонт светила, сплюнул и
пошёл к машине, оставив лейтенанта за главного.
— Поехали, проведаем этого барина. — Сказал Дружинину, сидевшему
за рулём эмки. — Окопался там в тепле, а мы здесь должны мёрзнуть,
неизвестно для чего.
***
Лёжа на мягкой кровати в гостевом домике, предназначенным для
начсостава приёмных комиссий, через Шалдина, руководил действиями
расчёта орудия.
— ... да мне без разницы, какое у вас там расстояние выставлено,
из-за бокового ветра и траектория поменялась, и дальность
уменьшилась. Поднимай давай и левее! ... Так, погоди минутку. — Я
обратил внимание на подъезжающего Фокина. Судя по недовольной
физиономии майора, тот едет скандалить, что означало конец работе
на сегодня. Что ж, и так пора было отдохнуть. — Давайте этот снаряд
достреливаем и на сегодня всё. ... и чего, что они снарядов
натаскали, пускай обратно везут. И вообще, приказы не обсуждают, а
выполняют.
Закончив с последним выстрелом, положил трубку, встал, заправил
покрывало и принялся одеваться. Закрывая дверцу платяного шкафа,
посмотрел в зеркало. Отражение показало, что форма лейтенанта НКВД
мне идёт.
За последние месяцы Коля Кувшинов неслабо прибавил в росте, а
лицо округлилось до нормального, для шестнадцати лет, состояния.
Что же до физических кондиций, то это тело и так было не обижено
крепкими мышцами, и я тоже хорошо постарался, укрепляя его
ежедневными упражнениями. Раньше, этого было не видно из-за сильной
худобы, но теперь, когда отъелся, раздался в плечах, а руки в
рукавах гимнастёрки перестали болтаться, натянув собой ткань. Ещё
годик, и никто уже не признает во мне подростка, смело будут давать
восемнадцать‐девятнадцать лет. Почему я так уверен? Из-за выражения
глаз, шрамов и ранних морщин. Война, вообще никого не красит.