Собираясь вчера в комендатуру, не захотел оставлять в палатке
ценные вещи и прикрутил звёздочку и орден на гимнастёрку.
Я демонстративно распахнул ватник. — Мне кажется, что с такой
пометкой в красноармейской книжке, у проверяющих вопросов не
будет.
***
Чтобы передислоцировать одиннадцатитысячную дивизию,
понадобилось целых шестнадцать эшелонов.
— Ты-дых, ты-дых. Ты-дых, ты-дых. — Наш эшелон мчался к Тульской
области и был раскочегарен не на шутку. Едем не на курорт –
воевать. Но, не могу сказать, что окружавшие меня красноармейцы
были расстроены этим, или подавлены. Отдельные личности конечно
попадались, которые доставали остальных своим нытьём, но таких
быстро вразумляли дружеским тычком в зубы.
— ... Легла родимая, необозримая, несокрушимая моя! Нам нет
преград ни в море, ни на суше. Нам не страшны не льды, ни облака.
Пламя души своей, знамя страны своей, мы пронесем через миры и
века!
Песни поют наши энтузиасты, етить их налево. Кипит мой разум
возмущённый, от этих комсомольцев‐добровольцев. Интересно, на
сколько хватит их запала? Как они споют, когда рядом будут лежать
мёртвые и раненые товарищи?
— Слышь. Где ты так прибарахлился? — На моё плечо легла рука
коренастого парня лет двадцати. — У всех шинели, а тебя бушлат
командирский? У тебя какой размерчик?
— Не слышь, а старший сержант. И, если не уберёшь свою клешню –
погну в неположенном месте.
— Смотри‐ка братцы! Студент‐то с зубками! А-а-ааа! — Заверещал
он, когда мелкий сержантик, скромно сидевший в углу, выгнул ему
мизинчик, на пару с безымянным. — Пуст... хр-р!
Конечно же, пальцы ломать не стал. Всего-то, хорошенько щёлкнул
по кадыку и оттолкнул. Слишком говорливый этот приблатнённый
крепыш, болтать теперь нескоро сможет. Оп-пачки, с ножиком
побаловаться решил? Пришлось вставать. Лезть в драку не собирался.
Если этот дурак кинется с ножом, то получит пулю в ногу.
— Утихни! — Скомандовал старшина нашего взвода. — Под трибунал
захотел? Сядь на место и чтобы я тебя больше не слышал.
— Садись. — Худощавый, широкоплечий старшина похлопал по доскам
рядом с собой.
Чего ж не пересесть, у печки всяко теплее будет.
— Илья Павлович Прохорин.
Посмотрел на протянутую пятерню. — Старший сержант Кувшинов.
Не дождавшись моей руки, он не выглядел удивлённым. — Чего такой
ершистый? Ванька шутковал, а ты ему руки крутить.