- А раз не люб, то чего шла с ним? Теперь тебе, девка, самое
лучшее – это с ним объясниться, да потом обоим разом в ноги
родителям-то и упасть, и твоим, и его. Или он тоже
просватанный?
- Нет, его отец не неволит. Сказал – какую девку захочет, к той
пусть и сватается.
- И чем же он тебе не люб?
- Да всем. Не Ясь, вот и не люб.
Поняла Амелька, что дело не в самом парне, а в Данке, которая
взяла себе в голову, что любит Яся. И если наваждение рассеется –
то сможет она и на отца ребенка своего ясными глазами посмотреть. А
это уже задача решаемая.
Раздула Амелька угли в печке, вскипятила воды и бросила в
большую железную кружку травок, что собирала на склоне горы Швиинцы
на молодой месяц. Чуть ноги не переломала, но как чуяла, что
понадобятся. Присыпала порошком из лисьих ушек, что росли
неподалёку от её дома, и размолотыми косточками от ягоды-крыжопицы.
Перелила в фарфоровую чашку, чтоб не горячо в руки брать.
- Пей. Иди домой, никуда не сворачивай. Придёшь снова через
неделю, посмотрим, как оно будет и что делать. И эту неделю ни с
какими парнями не встречайся, поняла? Вообще одна из дому не ходи,
нечего.
Данка всхлипнула и выпила. Отставила чашку, буркнула «Спасибо» и
ушла.
Амелька же, только за Данкой дверь захлопнулась, взяла миску,
налила воды. подышала и сказала заветное слово.
Сначала на поверхности воды из дымки появилась мельница на реке,
и возле неё – крепкий парень. Колесо крутилось, а парень тащил
мешок – похоже, с мукой. Хороший парень, работящий, единственный
сын, мельницу унаследует, и отец его с женитьбой не неволит – чего
Данке с такого нос воротить?
Ну да, любовь, да что толку-то с той любви, любовь пройдёт, и
что останется?
Дунула Амелька на воду, затуманилось изображение и сменилось
другим. Дорога, припорошенная снежком, да не просто дорога, а
тракт, по которому из самого Кракова ездят. И едет карета,
запряжена четвёркой, и ту карету – караулят. Увидела Амелька, как
выскочили на дорогу люди, как громким свистом напугали лошадей, как
стреляли, как сбежал в лес кучер, как распахнули карету. И как
зашёл внутрь не кто иной, как тот самый Ясь, который дурочке Данке
занадобился. Был он на диво хорош в своей белой узорчатой куртке,
да с пистолетом, и топорик за поясом серебрится, и кудри золотые
из-под шляпы на плечи падают. Смел да красив – куда уж там девке
устоять!