Меня снова затрясло. Что мы все сейчас можем? Чего мы стоим?
То, что память пропала это, конечно же беда, а вот делать, если
из головы исчезло умение играть? Осталось ли оно у меня, да и у
всех нас? То, что мы не сможем дать миру что-то новое- это одно, а
вот если мы сможем повторить даже старое… В горле мгновенно стало
сухо, а в животе холодно.
- Гитара тут есть? – хрипло спроси я.
Они одновременно пожали плечами – мол откуда в больнице гитара?.
А меня снова словно холодом сыпануло. Я-то ведь помню, как я играл!
Я умел играть! Я и сейчас аккорды помню… А что теперь?
- Гитары нет. Так что остынь и жди. Доберемся еще до гитары.
В палате повисло напряженное молчание.
- Я попробовал представить себя за барабанами,- сказал, наконец,
Сергей и, прикрыв глаза, выпрямился, словно уселся за воображаемую
ударную установку. Руки его поднялись и, на мгновение замерев,
вдругпроворно замолотили по воздуху. Руки летали беззвучно, но
ветер пробежал по палате, разгоняя запах лекарств. Это продолжалось
секунд тридцать. Сразу видно было, что стучит он в своем
воображении не по парочке пионерных барабанах, а по полноценной
ударной установке.
Потом наш барабанщик открыл глаза и с улыбкой пояснил.
- Мышечная память, похоже, не потерялась. Помнят ручки-то…
Это было хоть что-то… Луч света в темном царстве.
- Ох твои ручки… Ну дай бог…
Ему-то было хорошо. Он уже знал, что может… А мы с Никитой?
Может быть и впрямь не все так страшно? . Глядишь, может быть и
обойдется. Страх не ушел, но я затолкал его куда-то поглубже.
Я закряхтел и попробовал сесть, как друзья. Получилось.
- Майор ведь для разговора придет… Сознаваться будем?
- Сознаваться нам пока вроде бы не в чем, - ответил Никита.
- Ты не ерепенься, - остановил его я. – Сам же понимаешь
ситуацию. Даже если мы играть по-прежнему сможем, то им-то от нас
не музыка нужна, а информация…
- А ты сам не напирай, - обозначил свою позицию поэт. – Может
быть, через день другой все войдет в норму и станет, как было?
Этому разговору положил конец скип открывающейся двери. Сквозняк
шевельнул занавесками на окне и в палату вошел Иванов. В
гражданском и с белым халате на плечах. В руке он, как и всякий
нормальный посетитель больницы держал целлофановый пакет. Сквозь
пластик явно выпирали яблоки, а может быть и груши. Только я ждал
не этого…