А тысячи и тысячи студентов, научных сотрудников, инженеров и
прочих лиц как бы умственного труда, сейчас собирают урожай на
колхозных полях. Чувствую ли я с ними единство? Нет. Я собрал
урожай для себя и близких, как какой-то единоличник доколхозного
времени, они же трудятся на благо всей страны, а шире — всего
прогрессивного человечества. Какое же может быть сравнение?
Но чувствовал я себя почему-то отменно.
Сегодняшние газеты обо мне уже не писали. Хватит. Довольно уже
написанного. Нет, конечно, я теперь буду частенько появляться на
страницах и «Комсомолки», и «Советского Спорта», да и другие газеты
не прочь взять у меня интервью или осветить соревнования с моим
участием.
Но совершенно не хочется — участвовать. Сгоряча я пообещал
сыграть в чемпионате страны, а теперь думаю: нужно ли? Знаю,
собираются играть Геллер, Таль и Нодирбек. Понятно, пока я ел, они
смотрели. Ну, не ел, а играл. Им и самим теперь хочется.
А мне это зачем?
А нужно.
Выступить, показав, что есть в пороховницах не только порох, а
много чего. А потом заняться другими делами. У меня и список уже
составлен. На половину записной книжки.
И это только в первом приближении. Общий план, не детальный. Die
erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert — это дело
хорошее. Куда лучше панического бегства. Но сейчас я не знал, что
ждёт меня завтра.
Папеньку-то я ободрил. Но сам уверен не был. Слова Тритьякова —
это только слова. Благие намерения. Тритьяков по большому счёту
человек-то незначительный. Значительность ему придаёт Андропов. Без
него он ноль без единицы. Ну, не ноль, конечно, но вполне может
быть задвинут куда-нибудь на дальнюю пыльную полку. Что будет с
маменькой, решают на уровне Андропова, генерал лишь передал мне
слова Юрия Владимировича. Не будет Юрия Владимировича, политика
изменится. Как? Не знаю. Может, прибавится строгости. Или,
напротив, приоткроют форточку на полпальца?
А Юрий Владимирович вряд ли переживёт этот год. В некрологе
напишут либо «скоропостижно», либо «после долгой продолжительной
болезни». И всё.
У нас всегда умирают либо так, либо этак. От геморроидальной
колики, как Петр Третий, апоплексического удара, как Павел Первый,
и так далее, и так далее. Состояние здоровья Ленина было
глубочайшей тайной, все думали — отдыхает, гуляет в Горках, с
детишками хороводы водит, с печниками о русской словесности
беседует. Вот-вот поправится и возьмёт вожжи в руки. Сам Калинин
шестнадцатого января двадцать четвертого года на тринадцатой
конференции РКП(б) уверял делегатов: скоро, скоро, потерпите
немножко.