— Садитесь на переднее, — сказал Тритьяков, — поговорить
нужно.
— Хорошо, — отвечал я. Немного примороженный, да.
Евгений Михайлович сел на водительское место. Мотор работал
отменно.
Я не спрашивал, куда едем. Тритьяков не говорил.
— С матушкой вашей пока решают, — сказал генерал. — Если Мария
Александровна будет вести себя разумно, не допуская антисоветских
высказываний, то есть вероятность, что ей оформят выезд за границу
для продолжения профессиональной деятельности. Это бывает.
Ну да, ну да. Вот Спасскому оформили.
— Но, как вы понимаете, я позвал вас не для того, чтобы говорить
о вашей матушке.
Я, конечно, должен был спросить «а зачем», но не стал. Давно в
эти игры наигрался. Еще в детском саду.
— Я уверен в вашей способности сохранить тайну, но сегодня
случай особой значимости. Что вы на это скажете?
Тут уж пришлось отвечать.
— Я ведь никуда не напрашиваюсь, не навязываюсь, не стремлюсь.
Вместо того, чтобы в своём кругу пить чай, держа в руках оловянные
железнодорожные подстаканники с паровозом, резать плотную
полукопченую колбаску, поглядывать в окно на мелькающие огни и
читать газеты — верите, соскучился по нашим газетам! — я еду
неведомо куда неведомо зачем. Что на это можно сказать? Судьба! А
везете вы меня, вероятно, к Андропову. К кому же ещё?
— Догадался. Всегда был смышлён, — вдруг перешел на «ты»
Тритьяков, но тут же поправился. — Да, Юрий Владимирович попросил
привезти к нему вас. Он болен, Юрий Владимирович. Врачи, похоже, не
могут понять причину болезни, и тут Юрий Владимирович вспомнил, что
вы однажды угадали диагноз, — и далее генерал молчал. Молчал, и
когда мы подъехали к зданию за высокой оградой — в самой Москве, но
в районе, мне незнакомом. Много-много деревьев, а людей совсем не
видно.
Охранник подошел к автомобилю, узнал генерала и махнул
рукой.
Ворота медленно отворились, и мы въехали на территорию.
Опять много деревьев, и полное безлюдье. Можно и пристрелить, и
прикопать, но не генералов же назначать в исполнители?
Впрочем, а почему бы и не генералов?
Мы поравнялись с двухэтажным домом с колоннами, из тех, что
прежде любили строить помещики, имевшие тысячу душ или около того.
Строить, а потом вкусно жить — принимать гостей, задавать балы,
просто ходить из зала в зал, любуясь собой и своим достатком.