- Не знаю, рассказал тебе Шериф или нет, но я тут с одним
уродом поцапался... точнее, просто обыграл в карты. А он ко мне
'хвоста' привесил, потом и вовсе, слугу выкрал и коней свёл. Думаю,
миром это все не кончится.
- Ты уверен? - Разом построжев переспросил Курбаши.
- Да, я топтуна повязал и допросил. Потом отпустил,
правда. Не знаю, чья была инициатива парня моего утаскивать, не
уверен, что самого Пернача. Я ему до вечера время дал на раздумья.
Потом - воевать буду. Вот и хотел узнать, если что, смогу ли на вас
рассчитывать?
- Разберемся, Славян. Не думаю, что этот бандит настолько
умом оскудел, что на Отряд наедет. Не по зубам ему кусок, однако.
Но если дойдет до драки, поможем и без всякой платы, у нас правило
простое - один за всех и все за одного. К слову, и в бою никогда не
оставляем, вытаскиваем всегда с любым риском. Понимаешь? Иначе
нельзя.
- Понимаю, Курбаши. - Слова моего командира проникли в
самую душу, найдя глубокий отклик. Теперь мои дневные размышления о
том, чтобы приобрести стволы и свалить в автономку уже не
представлялись мне верными. Елки. Конечно, слова это одно, а дела -
другое, но у этого улыбчивого азията они пока не расходятся - вот
как потренировал, да и сам стреляет - как бог. Все по-настоящему.
Верю. - Тогда дождемся вечера и дальше по обстановке?
- Расскажи все в деталях, подробно и не спеша. -
Сосредоточенно глядя на меня, потребовал Курбаши.
Ужин в казарме оказался сытным, вкусным и практически
вегетарианским. Можно сказать, сбалансированным и без излишеств,
чем-то напомнив туземную кухню Ердея. Не знаю почему, но мне - с
давних пор приверженцу мясной диеты, это пришлось по душе. Народу
за столом собралось десятка полтора - из города подтянулись еще
пять-семь человек из других десятков, тоже квартирующих в казарме.
Ребята с интересом посматривали на меня, но с расспросами не
торопили. За это я был им признателен - день выдался богатым на
разговоры, а по обилию пересказов краткой автобиографии - смело
тянул на рекорд.
По мере того, как солнце все дальше уходило на запад,
напряженное ожидание дальнейших событий росло. Хоть я и заявил
Рогачу, что начну войну, но легко сказать, а реально решиться на
смертоубийство, неизбежно вытекающее из этого, совсем другое. Но
больше всего тревожила судьба Митрия. От мысли, что его уже могли
убить, на сердце холодело, и начинало хотеться кого-нибудь зарезать
или задушить голыми руками, и по возможности медленно, чтобы
вражина подлая помучился перед смертью вдосталь.