– Не поливай слишком часто, ты ее утопишь!
Бывает, когда просто ВСЁ тянется мучительно долго.
Первые дни без Селесты я чувствовал себя примерно так же, как тогда с чечевицей, – очень хотелось поторопить время. Я прожил четырнадцать лет, ничего не зная о ее существовании. Я едва провел с ней половину одного-единственного утра. И все же прожить без нее минуту было труднее, чем целый день проторчать без дела перед всходами чечевицы.
На следующий день Брисс снова вернулся на свое место. Он посмотрел на меня и решил, что я немного не в себе. Он сидел и прямо на уроке приговаривал:
– Что-то ты не в себе…
Да, я действительно был не в себе.
Вообще-то я опять вылетел из тостера, как и раньше, но на этот раз не стал расшибаться о кафельный пол, а решил зависнуть в воздухе.
Представьте себе кусок поджаренного хлеба, который за мгновение до падения на пол вдруг резко спохватывается, принимается бить крыльями, взлетает, планирует по кухне, слегка задевает клеенку на столе и устремляется к открытому окну.
Такой вот кусок поджаренного хлеба, которому вздумалось взбунтоваться.
После обеда я рисовал карты.
Я уже месяц или два трудился над Южной Америкой. Обложился десятком атласов и перенес всю собранную информацию на карту, которую нарисовал на белой стене своей комнаты. В прошлом году я нарисовал Азию и три четверти Тихого океана, расположенные рядом с дверью в ванную. Индийский океан слегка разлился на паркет.
Южная Америка.
Я старался быть очень внимательным. Вот в этом углу достаточно отвлечься на секунду – и хвостик Чили растечется по Перу или забудешь где-нибудь в горах город с миллионным населением.
Но голова у меня была полна Селестой. Иногда я отвлекался от карты и минут пятнадцать сидел совершенно неподвижно, снова и снова прокручивая перед глазами то видение в лифте. Я просто цепенел и никак не мог выйти из этого состояния – сидел очарованный, парализованный, и кисточка в моей руке, подобно самолету в режиме зависания, застывала где-то над Огненной Землей.
– Ты меня слышишь?
– А?
Это был Брисс.
– Говорю, с морозилкой управился…
– Как ты мне надоел со своей морозилкой! Жирдяй.
Вот как я ответил Бриссу.
Он стоял передо мной и сиял от гордости, на носу – сахарная пудра, лицо блестит. Управиться с морозилкой к вечеру пятницы – это был рекорд. Он превзошел самого себя. А я, впервые в жизни, вместо того чтобы его поблагодарить, нагрубил ему.