– Съели кого-то?
– Нет. Светка Филонова уходит в городскую администрацию, в пресс-службу. Видать, не зря на всех городских пресс-конференциях изображала лояльность и профессионализм. А сейчас выборы близятся. Вот ее и берут повышать рейтинг партии.
– Если Пашка будет не против, можно подумать.
– Приходи. Мне так хочется, чтобы ты разбавил тамошний серпентарий единомышленников. Уровень у всех средний, а гонору на спецкоров «Коммерсанта».
Ирина положила руку на плечо Алексея. Высоков в 90-е обличал и проводил журналистские расследования, затем, когда этот жанр превратился в пародию, Алексей занялся очерками об интересных людях. Среди них были, конечно, и бизнесмены, но они были в меньшинстве среди стариков из глухих деревень, работников сельских школ и детских садов, сумасшедших изобретателей и непризнанных художников. Его некоммерческие материалы терпели, потому что кому-то надо было создавать иллюзию значимости каждого человека. К тому же они были профессионально и интересно написаны.
После того разговора Высоков переговорил с Тюленевым и пришел на работу в «Вести». Он мог писать на разные темы, но и здесь предпочитал работать над материалами об неординарных людях. Такая приверженность понравилась Тюленеву, и вскоре Высоков стал заниматься выпуском еженедельного приложения к газете, заимев при этом двух заклятых врагов – Карманову и Метелину, которые заполняли таблоид дайджестами из других газет, советами хозяйкам, материалами о новых фильмах, списанными из Сети, и настаивали на повышенных гонорарах за весь этот мусор. Высоков сразу же отказался от подобных услуг, и Метла с Маринкой затаили на него нешуточную обиду.
Другим недоброжелателем Высокова стал Касаткин. Главный разоблачитель по заказу. Если надо было на кого-то открыть травлю – звали Гену Касаткина, вручали ему исходные данные и отдавали приказ. Через неделю заказчик мог прочитать гневный материал, разоблачавший обнаглевшего коррупционера, зарвавшегося руководителя или преступно непрофессиональную команду. После внесения правок заказчика, материал печатался в «Губернаторских вестях», а иногда и в других газетах. У «коррупционеров» захватывали бизнес, на место «зарвавшегося» руководителя сажали своего человечка, «преступно непрофессиональная команда» лишалась законного крупного контракта, а Гена получал повышенный гонорар и славу «острого пера». На официальных журналистских конкурсах он всегда побеждал в номинации журналистских расследований. Ему жали руку, говорили о гражданском долге и ставили в пример. Касаткин улыбался, потом пересчитывал деньги и шел к своим людям покупать траву или кокс. О последнем знали очень немногие. Но это было закономерным итогом постоянного копания в грязи не ради справедливости, а исключительно из-за наживы. Никто не сомневался, что Гена в одной и той же истории готов был разоблачать одновременно как одну, так и другую сторону конфликта, если бы эти стороны противостояния хорошо платили и существовали независимые друг от друга площадки, где размещать сливы. Больше всего Гена не любил тех, кто сомневается в его профессионализме и презирает, потому что внутри все равно комплексовал из-за своей роли презерватива. А Высоков не только не скрывал своей брезгливости, никогда с ним не здоровался, но и однажды публично ударил по лицу, когда стало известно о самоубийстве одного из Гениных «разоблаченных».