Олеся Карпович была советником губернатора и постоянным участником губернаторский возлияний. Средних лет женщина, грузная, всегда в мешковатом, неряшливом костюме, с постоянно сонным выражением на лице, с грубыми шутками и прибаутками, она была серым кардиналом администрации, кукловодом большой армии чиновников и примкнувших к ним бизнесменов. У нее не было мужей, детей и друзей, бизнеса и страсти к деньгам, поэтому она была независима и очень опасна. Ею двигало уязвленное когда-то самолюбие и жажда постоянного унижения других.
Рыльская все это знала и готовилась к большой войне за жизненное пространство.
Курилка располагалась в заброшенной комнатке подвала. Следы грибка, отвалившаяся штукатурка и старая, списанная из кабинетов редакции мебель навевали мысли о подполье, заговорах и прочих тайнах. Сегодня сюда пришли даже те, кто никогда не курил или давно бросил. Всем хотелось обсудить новость о назначении Скрябиной.
Метелина рывком вытащила сигарету из пачки, долго не могла совладать с зажигалкой, обломала ноготь о непослушное колесико, все же запалила сигаретку и глубоко затянулась. Карманова с презрением наблюдала за манипуляциями грузной, раскрасневшейся женщины и чувствовала злорадство от того, что Метлу распирает злость, но высказать накопившееся раздражение она не может. Времена изменились, и как прореагирует Скрябина на нелицеприятное сообщение, исходящее от нее, Евгении еще не известно.
– Чего психуешь? – доброжелательно спросил Суздальцев Метлу. Он был заместителем ответственного секретаря редакции, относился ко всем очень ровно – никого не любил – и, хотя знал причины настроения коллеги, хотел вывести ее на откровенные высказывания.
– А что мне психовать? Что может измениться в моей работе? – сдерживая злость, ответила Метелина. Но тут самообладание ее покинуло; – Надо быть совсем дураком, чтобы эту стерву поставить на редакторское место. Съела предшественника и даже не поморщилась.
– А что ей морщиться? – заступилась за Скрябину молодая журналистка Трифонова. Она работала в газете уже три года, но еще не окончательно обросла панцирем цинизма и равнодушия. Редкий нынче дар. – Она кляуз не писала, с докладами не бегала. Просто хорошо себя зарекомендовала перед губернатором во время предвыборной кампании. А Тюленева мне очень жалко. Кстати, где теперь он?