И ощущения эти – были незнакомыми. На нем были надеты широкие, заправленные в сапоги темные брюки, такой же пиджак, на голове что-то вроде кепки или точнее фуражки с черным лакированным козырьком. Он время от времени ее поправлял, шагая по едва заметной в густой высокой траве тропинке по направлению к какому-то небольшому забору, за которым находился бревенчатый сарай. Ничего этого тут не должно было быть. При этом Горка понимал, что ему не туда, не к забору, а еще дальше, намного дальше. Он почему-то понял, что уже ходил тут мимо этого забора далее через лес в деревню.
Тут у него очень запершило в горле, он сильно закашлял. Кашлял долго, потом сплюнул. Слюна была красная. Нужно было отдохнуть отдышаться.
«Зайти внутрь? – подумал он. – Но там никого нет».
Он почему-то вспомнил, как строили мельницу, как делали запруду.
Но тут у него опять начался кашель. Он присел, прислонившись к забору. Кашлял долго, начал задыхаться. Испугался. А испугавшись – словно бы проснулся, продолжая при этом кашлять.
Георгий обнаружил, что уже стемнело, а он – стоит на четвереньках на земле, кашляет и при этом – он совершенно голый. Его кашель тут же мгновенно прошел, но ему стало зябко. Ветер стих, было темно, как может быть темно в безлунную ночь, когда не видно звезд. Он поднялся на ноги и огляделся. Георгий находился рядом со старым дуплистым деревом, буквально в двух шагах. Подойдя туда, он пошарил в темноте рукой – в дупле лежала его одежда.
Он, порывшись, вытащил из кармана брюк спички, чиркнул, осветил дупло. Увидел свою черную куртку из кожзаменителя, брюки, кеды, а в них – носки. Горка лихорадочно оделся и побежал вверх по склону холма.
– Где ты был? – спросила мать сонным голосом, когда он пришел домой и толкнул незапертую дверь.
– В общежитии, – соврал Горка. Он совсем не умел врать, но тут пришлось. Раздевшись и достав из дивана свою постель, он лег. Было уже пять часов утра. Он пролежал пару часов в полном недоумении – спать совершенно не хотелось. Потом, когда нужно было собираться на занятья, встал, сделал себе кофе, намазал на хлеб масла, положил сверху кусочек сыра. Банку растворимого порошкового кофе где-то раздобыл подросший и шустрый брат Генька. Но, ни сам он, и никто в их семье кроме Горки этот кофе не пил. А ему – очень нравилось по утрам сделать себе кофе, бутерброд с маслом и сыром.