— Рано еще думать об этом. Скажи,
Маринек, — вполне серьезно ответил я. — Как тебе у нас вообще?
Несколько дней ты провел, поделись впечатлениями. А потом сам себе
и ответишь на вопрос о нашей безопасности.
— Я... — осекся всадник.
— Правду. Не думая. Голову никто не
отрубит, — пообещал я.
— Не думаю, что чего-то неприятное
скажу, — оживился Маринек. — Я думал, что без денег я пропаду. Но
нет. Меня накормили. Мне дали место. Дали занятие, чтобы я не
плевал в небо. Быть может, кто-то и не хочет работать, а хочет
просто лежать на траве весь день, но меня не так воспитывали. Труд
делает человека лучше.
— А война — это труд тоже? — спросил
Аврон.
— Да... — растерянно ответил всадник.
— В некоторой степени — да.
— Давай не будем спорить, — попросил
я Аврона. Тот притих, но лишь на время.
Когда мы добрались до рабочего места
Йона, где остались раскиданными по траве кирпичи, инструменты и
формы, помощник отвел меня в сторону.
— Ты сошел с ума. Зачем ты привел
сюда врага!
— У нас нет врагов, Аврон, — ответил
я серьезно. — Мы не воюем ни с кем. Мы даже толком ни с кем не
торгуем, потому что пока еще ничего не производим на продажу. Нет
отношений с другими поселениями и городами. О нас даже толком никто
не знает. И потому Мордин нам не враг. Пакшен нам не враг. Случись
что серьезное — к нам в Рассвет в равной степени придут беженцы с
обеих сторон. Ты что, будешь селить их в разные части города? А
если потом появится третья сторона? Четвертая?
— Бавлер, я не про это, я ведь лишь
прояснить... что именно мы делаем?
— Мы готовимся к зиме. У нас полно
работы. Мординские секреты, как я уже сказал, мне ни к чему. Я хочу
понять, везде ли одинаковые люди! И...
Наши переговоры прервал Маринек,
которому надоело шататься в одиночестве:
— Мы работать будем или у вас
государственные обсуждения??
Шутка про государственность запала в
душу. Не обидела, не оскорбила — запала. Для меня государство — это
не город. Не один город, во всяком случае.
Так что считать, как в Древней Греции
полисы, Пакшен и Мордин государствами — нет, едва ли. Какая-то
здесь своеобразная раздробленность получается. Что-то типа
тринадцатого века.
Внезапные познания в истории меня
порадовали — но не было уверенности, что все всплывшее в памяти —
правда. Поэтому я решил не восторгаться преждевременному
возвращению воспоминаний. Разумно было бы дождаться посещения
Монастыря, если только не появится человек, который мне прямым
текстом сообщит то, что мне необходимо знать о собственном
прошлом.