Нет, честно, когда я говорю тонированные в хлам — я это и имею в
виду. Стекла были настолько черные, что, казалось, водитель вообще
двигается строго по приборам. Это только потом я узнал, что это
односторонняя пленка, напитанная магией, и внутрь свет попадает
свободно. Но вот в тот момент я удивился, не пересказать.
Из черных тачек и одно бусика вывалился целый выводок
яйцеголовых амбалов, которые быстро оцепили место, где держали нас
с девицей.
— Госпожа! Вы в порядке?! Мы ищем вас уже третий час! —
проверещал один из амбалов.
— Нет! Не в порядке! — взвизгнула девчонка. — Эта свинья
облапала меня!
И ткнула на меня пальцем.
Я в это время как раз мирно потягивал черный чай из армейской
кружки, радуясь, что эта ночка закончилась и я весь из себя такой
молодец.
— Э-ы? — только и успел издать я звук, как на меня навалилось
четверо.
После этого меня закинули ласточкой в бус, где на ходу жестко
отпинали за проявленное неуважение, а после выбросили вот в эту
самую помойку хрен знает где.
Хоть притормозили, и на том спасибо.
Так что я лежал, особо не дергался, только перевернулся на спину
и смотрел в голубое небо. Хотелось курить, хотя Ильюша, хороший
мальчик, табачком никогда не баловался. Может, это говорят мои
старые привычки? Ну, те, которые были в прошлой жизни в нормальном
мире без магии и классовой ненависти.
— Ты чего здесь разлегся?! Это мое место! — услышал я, а потом
кто-то ткнул меня палкой в бочину.
— Ай, блять! Больно же! — закричал я.
— Моя помойка! Иди, найди свою! — не унимался голос, продолжая
тыкать меня палкой в разные мягкие места.
Пришлось вылезать из горы мусора, и как только я это сделал, то
нос к носу столкнулся со старым дедом бомжеватого вида. С виду —
типичный опущенный алкаш в рваных штанах и подпоясанный веревкой, в
засаленном коричневом пиджачке, заросший, тощий, но с цепким
взглядом, в котором читается помесь ума и какой-то особой ебанцы.
Абсолютно непредсказуемый персонаж, короче. А еще по деду было
видно, что он — бывший интеллигент, знаете, из тех, кто способен и
бутылку винища винтом в себя влить, и Бродского на память почитать.
Причем не важно, в каком порядке.
— Уймись, старый! Я тут страдаю вообще-то!
— О чем ты тут страдаешь?! Иди, страдай в другое место!
— О классовом неравенстве и несправедливости общественного строя
страдаю! — рыкнул я в ответ.