— Ингерам Гауст значит… Интересно. Что ж… Куда там надо идти
говоришь?
На лице наводчика, который слегка отошёл от шока, в этот момент
растянулась легкая искаженная улыбка. Он опустил взгляд к столу, а
после подумал:
«Что ж…»
«Посмотрим же, что будет, когда в битве столкнутся…»
«Ингерам Гауст и Галиос Кроун».
***
Храм неподалеку от Найфорда.
17.06.17350 год.
***
Наконец план рыцарей истребления, который казался совсем простым
и слишком легким, сработал и большинство фанатиков покинули свои
посты, уже оказавшись в клетке. Рэйгал сработал, как от него и
ожидалось, просто идеально.
В тоже время, прямо через вход, расположенный на крыше, Ингерам
наконец попал внутрь. Мужчина расположился на неком втором этаже
храма, в котором была сквозная дыра полностью открывающая вид вниз.
Чем-то это напоминало строение многоэтажных торговых центров,
однако в данном случае пола второго этажа было ещё меньше.
Вероятно, это в принципе нельзя было назвать вторым этажом. Скорее
лишь некой дополнительной пристройкой внутри храма, позволявшей
подняться вверх.
И оказавшись там, при этом оставаясь незамеченным, Ингерам, что
встал на одно колено, дабы быть ниже обычного, увидел ужасающую его
картину. Картину, на которую любой адекватный человек предпочёл бы
не смотреть.
Мужчину с самого начала злила одна лишь мысль о том, что эти
сумасшедшие фанатики похитили ребенка. А лишь мужчина увидел, что
они с ним сделали, он впал в ярость.
Ингерам увидел, что маленького мальчика лет десяти максимум,
повесили на цепях, словно распяли на кресте, дабы он стал тем, кто
примет все грехи этих фанатиков и всех людей перед монстрами.
«Ублюдки…» — стиснул зубы Ингерам.
«Твари…»
Его тело дрожало от ярости. Это было совсем не похоже на воина,
которым Гауст стал в будущем. На воина, что благодаря опыту, был
способен собраться в любой ситуации, когда речь шла о миссии. А
сейчас, в его нынешнем душевном состоянии ему было ещё тяжелее. Да,
он должен принять это спокойно, ведь решил взвалить себе на плечи
груз всего мира. Дднако, даже помня о своем поражающем обещании,
Ингерам оставался живым. Он также чувствовал, также мог
привязываться, также имел принципы, с которыми происходившее
совершенно никак не состыковывалось. Вероятно, оно было полной
противоположностью того, что Ингерам желал видеть в мире, который
решил изменить самостоятельно.