– Ну, сыграйте, – с кривой усмешкой велел он.
Так мы разве против?
– Заходите к нам на огонёк, – начинаю я, одновременно делая знак
Изе, после которого он начинает водить смычком по струнам.
– Пела скрипка ласково и так нежно!
В этот вечер я так одинок,
Я так промок, налей сынок…
Кажется, музыка заходит, потому что собравшиеся поглядывают на
нас уже не настороженно, а с симпатией. За Розенбаумом следуют
«Мальчики-налётчики» Звездинского, потом плавный переход к
Кругу.
Из его репертуара, кстати, всё подряд не споёшь. Соловецкого
лагеря ещё нет, а стало быть, и не появилась традиция накалывать на
груди соборы. Поэтому «Золотые купола» не годятся. Зато «Заходите в
мой дом» и «Владимирский централ» вполне. Правда, во Владимирском
губернском изоляторе сейчас держат политических. Но среди
уголовников немало бывших анархистов, эсеров и прочих разных, так
что всё нормально.
Гвоздь программы, конечно же, становящаяся всё более знаменитой
«Мурка». Ее любят и воры, и их «боевые подруги». Правда один
подвыпивший уголовник, уперся в меня пьяным взглядом и спросил, с
трудом ворочая языком.
– Ты откуда про Ростовские дела знаешь?
К счастью, его никто не слушал. Время от времени, нам подносят
выпить. Тут, конечно, не то место, чтобы отказываться. Так что
приходится принимать на грудь. Но мы с Изей стараемся только
пригубливать, зато Владимиру Порфирьевичу, пожалуй, уже
довольно.
Серёга, тоже нализался, но пока что исправно растягивает меха.
Аккордеон по нынешним временам – редкость и я поглядываю на
инструмент с нескрываемым вожделением, прикидывая, как и на что
смогу выменять.
– Господин артист, – подкатывает ко мне во время перерыва
пронырливый паренек. – Вас просят подойти.
Замолкнувшая было чуйка, закричала во весь голос – не ходи, но
делать нечего. Не то место, чтобы кобениться. Идти пришлось в
дальний конец дома. Стоило зайти, как за спиной лязгнул запор. Тут
не отапливается, а потому в рубашке немного прохладно. Окон нет, а
для освещения к одной из стен прикреплена керосинка. За столом из
грубо обтесанных досок сидит какой-то человек в овчинной безрукавке
мехом внутрь.
– Мое почтение!
– Здравствуй, мил человек, – поднял голову незнакомец и я едва
не обмер от страха.
Мы с ним уже встречались. В Новосёловке. Правда, тогда он был
одет с некоторым изяществом, и даже остальные бандиты называли его
«Франт». Впрочем, теперь его облик мало соответствовал этой кличке.
Побледнел, осунулся и одежда попроще. Во время боя куда-то исчез,
но я почему-то был уверен, что погиб, или, на худой конец, схвачен
приданными Спасовской милиции чоновцами. А вот, поди ж ты…