Эх, надо было в кабинете литературы в
футбол играть идиотам? Галинишна же не просто литературная русичка,
она еще и классная наша.
- Галина Ильинишна, здравствуйте!
Полдня прошло, а мы вас не видели, не слышали! Аж соскучились! –
Любые интервью надо начинать с того, чтоб сбить собеседника с
толку, тогда он все свои заготовки растеряет.
- Ты мне, Корчагин, зубы не
заговаривай! Что у вас тут произошло?
- А вы как считаете? – Вопросом на
вопрос тоже хорошо, пусть собеседник сам выстраивает разговор за
нас обоих, глядишь, проболтается о чём-нибудь приветном.
- Я смотрю, добром рассказывать не
хотите. Денисов, за что тебя Михаил ударил? – Ага! Вот и реноме
тихони сработало, классная не может вообразить себе, что я проявил
немотивированную агрессию.
- Мы, это. Играли. Вот. А оно того. –
Абсолютно информативно пояснил ситуацию Серега, что примечательно,
рассказал всё честно без утайки.
- Ладно, я вас поняла. Все четверо
будут стоять перед доской в течение урока, пока я не услышу, что
произошло.
- Как в четвёртом классе?
- Как в четвертом классе. Раз у вас
ума не прибавилось вот не настолько.
Народ рассаживался по звонку, а мы
вчетвером, то есть те, кто попался на глаза Галинишне, стояли
подобно Ливерпульской четверке. Только микрофонов и гитар не
хватало. Пришлось парням использовать воображаемые инструменты, на
которых они исполняли что-то зажигательное, когда училка
отворачивала свой взор от них. Чтоб сильно не выпадать из
общественной жизни класса, я «сел на барабаны». Пантомима
прерывалась всё чаще, поскольку литераторша периодически
оборачивалась на нас, пытаясь засечь ансамбль. Хрена там, музыканты
попались опытные, контору палили только многочисленные зрители,
периодически фыркающие в такт беззвучной мелодии.
- Корчагин!
- А я!
- Что я сейчас рассказывала?
- Вы рассказывали про мутного и
бесполезного человека по фамилии Добролюбов.
- ЧТО?! Это ты сейчас всерьёз?
Совесть русской литературы ты назвал бесполезным человеком?
- Ну да. Подумаешь, критик.
Критиковать каждый может, особенно кто сам ничего родить путного не
способен. – Даже жалко стало на целых пять минут нашу училку.
- Да как ты смеешь! Ты его мизинца не
стоишь!
- У него нет мизинца, он давно сгнил.
И вообще, литературоведы и критики – это пиявки на здоровом теле
литературы. Да и на нездоровом тоже. Что ваш Добролюбов сделал?
Плевался в тех, кто ему не нравился, злопыхал на всё то, что не мог
осознать?