Я поднялся со своего места и подошёл к Трофиму, затем обнял его
за плечи и сказал:
— Трофим, голубчик, если так уж хочешь на фронт, я тебя,
конечно, отпущу. Держать тебя у меня морального права нет. Но твоя
служба здесь гораздо важнее, чем тебе кажется. Вот скажи. Ты сразу
как из армии ушёл, сразу во дворец пошёл и камердинером стал?
— Никак нет, Ваше Императорское Величество, — перешёл он на
военный тон. — Я во дворце случайно оказался. Ваш дедушка, его
Императорское Величество Николай Александрович, находился с
инспекцией на границе, и нам честь великую оказали. Лучшие
пограничники, призёры, были представлены его Величеству. Государь
стал нас расспрашивать, что и как, как службу ведём. А я тогда
молодой был совсем, горячий, да и спросил, не подумав, мол, служба
заканчивается, и не знаю дальше, как быть, то ли на службе
оставаться, то ли в деревню вернуться, может Государь что
посоветует. На меня все зашикали, мол, каков щегол, а Государь и
говорит: «а давай-ка, ефрейтор Самойлов, я тебя во дворец к себе
возьму. У меня внук, — тут Трофим закашлялся, но собрался и
продолжил: — чистым шалопаем растёт. Вот так и сказал, клянусь! —
тут же покраснел он. — Простите уж, Ваше Величество, дословно
передаю.
Я лишь усмехнулся.
— А шалопаем вы уж каким были, не приведи господь! Да и сейчас
уж это шалопайство хоть и ушло из вас, но всё равно
проглядывает.
Я немного опешил от его бравады. С одной стороны, можно было бы
его и наказать как-то, да только есть правда в его словах. Я тут
вспомнил, как недавно принимал его облик при дознании, и как потом
про него байки травили, что Трофим на самом деле у меня на тайной
службе, и чуть ли не начальник тайной инквизиции государя.
Немного подумав, я постучал себя по виску, решая с чего бы
начать.
— Трофим, помимо всего прочего, ты ведь ещё и мой личный
телохранитель. Ты прав, слугу я себе отыщу. А вот верного человека
найти, более того, друга, которому могу доверить свою спину, вряд
ли смогу. Ты пойми, твоя служба может и отличается от того, что
происходит на фронте, но она как бы не важнее. На фронте ты сможешь
убить десяток врагов. Может, сможешь спасти товарища. А даст бог —
и сам живым, здоровым вернёшься. А думаешь, мне не хочется повести
полки на белом коне? То-то. В бою проще. Но я должен быть здесь, и
с твоей бесценной помощью, решать судьбы миллионов людей. А ты в
этом принимаешь немалое участия. Я, благодаря тебе, могу позволить
себе о многом не думать. А это значит, что сэкономленные силы будут
направлены на благо наших русских людей. Так что, Трофим, твой
вклад при дворе гораздо важнее того, что ты мог бы принести на
фронте. Пускай у тебя не так много рисков, — тут я подумал и
добавил: — хотя, если учесть количество покушений на меня, как бы
здесь и не поопаснее находиться. Так что на фронт пойти ты сможешь,
если захочешь, отговаривать и держать тебя не стану, но тем самым
ты оставишь без защиты мою спину. А что, если новый камердинер
решит мне нож в спину вонзить? Тебя совесть мучить не будет? А для
страны какой это будет удар? Поверь, тогда гораздо больше людей
пострадают и погибнут. Так что, Трофим, ты, возможно, и сам не
знаешь, насколько важна твоя служба. А я скажу. Ты на своём месте.
В некоторых моментах ты для меня ценнее, чем некоторые министры и
губернаторы.