То, что их кто-то преследует, было
слышно издалека — позади них раздавался треск ломаемых ветвей и
глухой тяжелый топот. Но, что странно, самого преследователя не
было видно до последнего, хотя кусты были не особо густые,
поскольку листва с них по большей части облетела.
Наконец, чудище с глухим раскатистым
рыком выскочило на открытое пространство. Высотой оно было чуть
выше пояса среднему человеку, но этот параметр в данном случае мало
что значил. Потому что весом тварь была центнера в три, и вооружена
внушительными клыками, загибающимися кверху так, что больше
походили на бивни мамонта.
— Секач! — выкрикнул кто-то, и
студенты прыснули врассыпную, словно потревоженная рыбья
стайка.
— Отойти всем! — рявкнул Боцман, в
руках которого уже каким-то чудом успел оказаться наган. — Не злите
его!
Вепрь с ходу, не останавливаясь, сшиб
с ног попавшегося ему на пути парнишку, подбросив его высоко в
воздух, будто тот был тряпичной куклой. Движение животного было
нереально быстрым — показалось даже, что он будто бы размазался в
воздухе, мгновенно перетекая из одной точки пространства в другую.
Ринулся дальше и чуть было не повторил то же самое со вторым, но
тут на его пути оказался Кочанов. Он как раз перед этим обстругивал
длинную жердь, чтобы вбить её в землю, и теперь попытался отпугнуть
кабана, держа эту палку наперевес, как копьё.
— Назад, Кочанов! Не геройствуй!
Голос Боцмана заметно дрогнул.
Пытаясь отпугнуть зверюгу или хотя бы отвлечь его от студента, он
сделал несколько шагов в сторону зверя и пальнул в воздух. Стрелять
в самого кабана пока не стал, и я уже понял, почему.
Вепрь был матёрый, крупный,
отожравшийся за лето, и револьверные пули его только разозлят. Но
главное даже не в этом. Я ещё из-за кустов разглядел яркую, как
пламя костра, багрово-оранжевую ауру.
Секач-то непростой. Одарённый.
Точнее, изменённый, поправил я себя, вспомнив лекции Коржинской.
Зверюга приноровилась поглощать не только корешки да шишки, но и
эдру, и весьма в этом деле преуспела.
Это отражалось на нём даже визуально.
Щетина на спине поблескивала металлическим отсветом и больше
напоминала иглы дикобраза, копыта были размером с чайное блюдце, а
помимо полуметровых клыков на лбу и морде отросла добрая дюжина
острых костяных шипов. При этом на боках были заметны десятки
застарелых шрамов — похоже, подраться кабаняка любил, причём с
обладателями неслабых когтей. И помогали ему в этом не только клыки
и свирепость, но и Дар.