В суматохе Лиза пытается остановить бьющую струю руками и полотенцем. Пока я лезу вниз под раковину, чтобы перекрыть воду, она вся промокает до нитки.
Моя майка, уже ставшая для Лизы обычной домашней одеждой во время таких визитов, прилипла к ее хрупкому телу, с волос капает вода. Белая ткань стала почти прозрачной, и я отчетливо вижу каждый изгиб, каждую родинку, каждый выступ и ямочку под ней. Ее соски затвердели от холода и торчат, призывно глядя на меня. Я застываю, раскрыв рот, как завороженный.
Она сводит меня с ума, такая неотразимая, головокружительная, магнетическая, стоит посреди моей кухни и вся дрожит. Мне хочется сорвать эту майку и наслаждаться ее обнаженной красотой без всяких преград. Меня тянет к ней невидимой, непреодолимой силой.
Подхожу, не произнося ни слова, обнимаю ее, мокрую, пока моя одежда тоже пропитывается водой, согреваю своим телом и целую в губы, мои руки скользят вниз по ее талии, назад и еще ниже — туда, где край длинной майки встречается с краем шортов, сердце бешено колотится, с удвоенной силой прокачивая кровь по организму. Низ живота, а затем и все тело охватывает невозможный жар. Я поднимаю Лизу и сажаю на стол. Ее ноги сжимаются вокруг моих бедер. Я ближе притягиваю ее за ягодицы, подавая таз вперед. В джинсах становится тесно, мое естество рвется наружу, упираясь в плотную ткань джинсов, и кажется, та сейчас прорвется под таким натиском. Руки сами забираются под ее майку, поднимают ткань, ладони ложатся на покрытую мурашками кожу.
Но тут Лиза разрывает поцелуй, упирается ладонями мне в грудь, глядя прямо в глаза, ее губы подрагивают. Она колеблется пару секунд, словно пытаясь принять окончательное решение. Ее щеки покрыл легкий румянец, грудь тяжело вздымается. И… она отталкивает меня, выскальзывая из объятий.
— Мне нужно переодеться.
Я остаюсь стоять посреди кухни в промокшей футболке и, тоже начиная дрожать, то ли от холода, то ли от чрезмерного возбуждения, смотрю, как она удаляется в сторону ванной.
Она сводит меня с ума.