- Господин Андрей Александрович, - он протягивает мне руку, тем
самым с порога заявляя, что считает равным себе по статусу. Хотя
мог бы и кочевряжиться начать, раз уж у него там ко мне какое-то
супер выгодное предложение.
Рука купца пухлая и вялая, пальцы слегка подрагивают.
Нервничает? Интересно, с чего бы?
Сразу же решаю, раз подвернулась возможность, протестить дар
Лиса. Это ведь должно быть что-то толковое, раз он его так
расхваливал.
Секунду концентрируюсь, прикрыв глаза. Чувствую, как
пространство вокруг заполняет что-то вроде ментальных волн,
вызывающих восхищение у тех, кому я симпатичен и вселяющих страх в
тех, кто ненавидит меня. Хм, а ведь это и правда выглядит чертовски
перспективно.
И заодно позволяет определить отношение ко мне других людей. Вот
например, этот тщедушный господин, как только я дал "обаянию" волю,
часто-часто заморгал и уставился на меня щенячьими глазами.
Ага, значит ко мне относится неплохо. Что удивительно, кстати,
учитывая текст письма и саму специфику приглашению меня в
поместье.
Вдруг мужичок украдкой озирается по сторонам, будто опасается
кого-то, а затем манит меня пальцем к себе. Как только я оказываюсь
достаточно близко, шепотом произносит:
- Бегите отсюда, господин! Пока ещё не поздно!
Прежде, чем я успеваю немного поразмыслить над его словами, в
холл со всех щелей влетают люди.
Некоторые сжимают мечи, у других по рукам с закатанными рукавами
пробегают искры, огненные струйки, изморозь.
Они быстро создают изнутри периметр, перекрывая все входы и
выходы. Я оказываюсь будто в консервной банке.
- Ах ты, - рычу, повернувшись к купцу. - Вздумал подставить
меня?! Учти, быстрой смертью ты после такого не отделаешься!
Предателей я ой как не люблю.
Бедный мужик становится белым, как мел. Он весь дрожит, и видимо
не в силах сказать или сделать что-то внятное. Поэтому просто молча
открывает и закрывает рот, как рыба, вытащенная на берег.
Из небольшой деревянной двери вдруг вышел… Да кто бы мог
подумать?
Граф Федор Дмитриевич Коршунов собственной персоной!
Лишь оказавшись в холле, он сразу же морщится и с ненавистью
смотрит на меня. Видать, волны обаяния, все еще кипящие в воздухе,
задевают и его хрупкую натуру, усиливая неприязнь ко мне.
- Вот ты и попался, мальчишка, - рычит он, и по его голосу
понятно, как я надоел ему своей тягой к выживанию.