Летун явно ориентировался на мой наряд, который не блистал. Но
на всякий случай не хамел и не грубил, явно зная по опыту, что под
потрёпанной шкуркой может скрываться местный супермен и
олигарх.
- Идёт. Мне до Ниррда и нужно, - сказал я, сопроводив свои слова
кивком.
Покупка билета не заняла много времени и сил. Марок у меня ещё
оставалось достаточно, чтобы купить билет до конечной. Но я решил,
что всегда смогу доплатить.
- Да уж, хоромы, млина, - скривился я при виде каюты, за которую
отвалил столько денег. Комнатка была размером чуть-чуть больше, чем
купе в земных российских поездах. Кровать немногим шире поездной
койки. Под ней прятался сундук для личных вещей. Стены все глухие,
никаких иллюминаторов. В качестве источника света на стене висел
амулет со специальной выдвижной пластиной для регулировки яркости:
вытащил полностью – не светит, вставил до упора – наивысшая степень
яркости. Как закончится энергия, то нужно сказать стюарту, он
заменит амулет на полный. Умывальник и санузел тут был общий на
коридор. В нём насчитывалось четырнадцать кают-купе вместе с моей.
К счастью, кабинок с унитазами было две, а раковин с водой аж три.
Этого должно было хватить на всю толпу. Конечно, если среди нас не
найдётся какой-нибудь засранец, засанец или страдающий морской
болезнью.
Заселившись, до самого отлёта почти не выходил из каюты. Для
создания нужного образа я ещё до покупки билета набрал пустых
винных бутылей и кувшинов, в которых тут хранят и перевозят пиво с
прочими алкогольными продуктами. Потом их вытаскивал из хранилища и
выбрасывал в коридор, создавая образ пустившегося в серьёзный загул
траппера. Весь мой мусор стюарты убирали без возмущений. Полагаю,
тут таким не удивить экипаж. Да и сам факт того, что я
не из бедной прослойки населения, раз оплатил отдельную каюту, тоже
должен был сыграть свою роль.
Прогулочных палуб в том смысле, как на обычных морских кораблях,
здесь не было. Зато имелись общие залы с кучей окон и большим
количеством свободного пространства. В залах стояли столы и столики
со скамьями, креслами и стульями. Тот зал, в который я зашёл после
окончания затворничества в каюте, был разделён на две половины. Для
пассажиров из общих кают и таких, как я. Делился он сдвижными
ширмами, то есть, условно и без проблем можно было понаблюдать
представителям разных классов друг за другом. При этом богатая
половина возвышалась сантиметров на семьдесят над бедной. И я не
знаю, зачем так было сделано.