— Нашу деревню сожгли дотла троллеорки. Мы выжили, потому что вражеское войско уничтожил неизвестный сильный маг.
Веслер состряпал свою версию того, что не увидел. Он и его спутники не рассказывали о том, что совершил Сатий, каждому встречному – эту историю они припасли для Солнцепоклонного. В изложении Веслера неизвестный маг гнался за троллеорками от заградительной стены, увидел бойню в деревне и поддержал призыв Сатия к светлым богам. Он вложил в юношу Силу, чтобы испепелить врагов, а сам, похоже, скрылся, чтобы шаманы не одолели его в открытом бою. Когда маг увидел, что троллеорки повержены, он поспешил вернуться на стену, и не показался оставшимся в живых – троим из более чем сотни обитателей деревни.
Те, кто слушал россказни Веслера, горестно качали головами, сочувствовали судьбе погибших, и произносили благословения в адрес неизвестного мага – не останови он войско троллеорков, пострадали бы все. Жители деревень спешно засобирались, чтобы покинуть родные края: женщины, старики и дети — к столице, просить укрытия, а немногочисленные мужчины – на заградительную стену.
К вечеру в одной из деревень странникам предложили приют на ночь. Щедрая хозяйка сказала, что даст в дорогу еды и воды — трое путников взяли с собой немного. На следующее утро Сатий, Фирри и Весельчак поблагодарили хозяев дома за угощение и кров, и двинулись в дальнейший путь: торопились доложить о произошедшем Солнцепоклонному.
Трое путников уходили всё дальше от родных мест и приближались к столице. Сатий и Фирри стойко переносили все трудности, а Веслер не привык к долгим путешествиям и не раз жаловался – мол, тяжело ему, бедняге, приходится. Он одёргивал себя и добавлял, что нет обратного пути.
Добродушные незнакомые женщины обратили внимание, что Сатий идёт босиком и в лёгкой одежде, и предложили ему обуться и одеться. Он упрямо покачал головой и сказал, что давно привык к холоду. Закалённый Сатий почувствовал, что куда труднее справиться не с осенним промозглым ветром, а с поселившейся в сердце холодной вьюгой тоски – она сжимала грудь, когда он вспоминал погибших родителей: настойчивого добродушного Эймела, нежную, ласковую Ирель.
Парень сильно страдал от утраты первые пару дней, но затем вспомнил одно из наставлений отца: «О погибших не стоит долго скорбеть, излишним горем отягчишь души, не дашь вознестись к светлому Ирию». И с того дня Сатий вспоминал о родителях с теплотой, любовью и лёгким оттенком грусти.