У самого Кагэкацу детей нет. А ведь ему уже сорок. Если б он
озаботился тем, чтобы Доманмару остался в живых, то мог бы
усыновить племянника, как его самого усыновил Кэнсин. Но в двадцать
лет кто думает о таком?
Говорят, перед смертью Кагэтора проклял сводного брата, пожелав
ему потерять то, что ему по-настоящему дорого. С тех пор провинция
лишь прирастала мощью и благополучием. Но кто знает, когда сбудется
проклятие – и как?
– У меня всегда будет только один господин – Уэсуги, – говорит
Наоэ.
– Тогда просто прими от меня это золото в подарок.
По залу проносится восхищённый вздох, быть может, несколько
демонстративный – такая щедрость!
Наоэ снова кланяется.
– Простите, великий господин, но вассал может принимать подарки
лишь от своего даймё. Иначе это измена.
Против ожидания, Хидэёси ничуть не разгневан. Напротив, он
смеётся и хлопает в ладоши.
– Я доволен вами обоими. Истинный пример благородства! Где найти
более преданного вассала и более великодушного господина? А потому,
– он внезапно становится серьёзен, обезьянья ухмылка исчезает. – Я
буду полагаться на вас в защите дома Тоётоми и моего наследника. На
вас обоих.
–
Они едут обратно в Этиго. Торопиться некуда, лошади идут шагом.
Свита почтительно держится поодаль. Даже те, кто не были на приёме,
уже знают о произошедшем. На князя и советника смотрят с восторгом.
В первую очередь на советника. Наоэ приветливо улыбается в ответ.
Он знает, что они говорят: образец благородства, зерцало доблести,
жемчужина среди самураев.
Жемчужина в своей раковине зреет и вырастает вокруг комка грязи,
верно?
Только он знает, что таится в сердцевине жемчужины. Он и О-Сэн.
Но жена ведь неотделима от мужа?
Нет, образец благородства и зерцало доблести – это не он, а
покойный Кэнсин. Он искренне верил, что его приёмные сыновья сумеют
править вместе. Канэцугу ещё мальчишкой понимал, что такое
невозможно в принципе. А если к власти придёт Кагэтора, это будет
катастрофой для Этиго. Какими бы талантами ни блистал бывший
заложник, в князья он не годится. Чтобы править, нужна
ответственность. Этим свойством характера Кагэтора не обладал, зато
им был в изобилии наделён Кагэкацу.
Когда Уэсуги Кэнсина хватил удар, и все в замке впали в
растерянность и молились за его выздоровление, восемнадцатилетний
Хигути Канэцугу принял решение. За больным ухаживали дамы семьи
Наоэ – семьи, наиболее близкой к княжеской, и состоявшей в родстве
с Хигути. Канэцугу до того много времени проводил с князем, помогая
ему в составлении писем, хорошо знал его почерк и манеру изложения.
И он написал письмо от имени Кэнсина, где упоминал о намерении
оставить власть Кагэкацу. А О-Сэн выкрала у бесчувственного князя
личную печать, которую Канэцугу приложил к документу.