— Настоятельница, — невозмутимо
поприветствовала я старуху. Голос был ровный и спокойный, а что до того, как
сильно стучало в груди сердце и в ужасе гнало кровь по телу, и билась жилка на
виске – так это вполне понятно, на моем нынешнем месте редко кто из девушек не
превращался в обезумевшую, молящую о пощаде особь. Некоторые особенно отчаянные
пытались сопротивляться. Но всех ждала одна участь – смерть на алтаре.
Я тоже была отчаянной! Тешу себя надеждой, что
не была глупой. Во мне горела жажда мести. Я должна убить мачеху, которая
продала меня в это жуткое место. Лживая, изворотливая, жадная тварь! А я еще
хотела оставить ее в родовом замке. Мое мнение не поменялось, о нет. Только вот
теперь она будет покоиться на родовом погосте.
Клянусь, я слышала, как у настоятельницы
скрипнули от злости зубы. Все в Обители шептались о том, что она сильно
ненавидит высокородных.
Я подняла голову. Мои серые глаза встретились
с ее черными. Зеркало души – вроде так говорят о глазах. Ее были отражением
черной души, злоба и зависть свили там свои гнезда. Старуху бы тоже стоить
уничтожить, но я не хотела пачкать рук. Тем более, судя по интенсивности
натисков тварей с Той Стороны, от Обители скоро не останется камня на камне,
как это и было со строениями Спящих севернее отсюда.
— Леди Моррей, — ее губы брезгливо скривились.
— Лорен, — тон стал заискивающим. — Ты не видела здесь мужчину?
— В Обители? — постаралась искренне удивиться
я, а сама тем временем по чуть-чуть отступала к двери. Парень, сидящий у меня
под юбкой, щекотал своим дыханием мои ноги. Я почему-то подумала о том, какое
лицо будет у настоятельницы, когда она увидит столь непристойную картину, и
невольно улыбнулась.
— Послушница Лорен, — теперь тон
настоятельницы был сух, она терпеть не могла никаких проявлений эмоций на лицах
девушек. — Вы что-то хотите мне сказать?
— Сегодня прекрасная погода, вы не находите? —
вежливо спросила я.
На меня одновременно уставились все пять
женщин. Настоятельница и четверо ее верных псов (или в данном случае уместнее
сказать – собак?). Я округлила глаза и кивком указала на жертвенный камень.
Настоятельница сделала повелительный жест.
Только одна из ее спутниц осталась подле дверей, остальные стали осторожно
подходить к алтарю. Жертвенный камень испускал такие эманации злобы и голода,
что у меня подгибались колени. Он требовал жертву. Он хотел меня. И он уже
знал, что сегодня не получит свою законную добычу.