Внешне они были совсем
разными: один смуглый и черноволосый, второй белокожий и синеглазый. Волосы
цвета ячменя Хельг заплетал в косу, но выбивающиеся из нее пряди вечно лезли в
лицо. Другу приходилось трясти головой, чтобы убрать их назад. Во время работы
в кузнице он надевал на волосы металлический обруч, но всегда снимал его, если
видел Джастину. Зачем?
Озарение, что роднило таких
разных людей, как сына кузнеца и крылатого принца, настигло Джас внезапно. Они
оба были мужчинами! Как она могла не заметить, что ее друг перестал быть
мальчишкой? Но она же еще совсем не женщина! В ее душе нет никакого отклика на любовные
страдания! Так, простое любопытство. У нее и груди–то почти нет. Вместо нее
какие–то болезненные шишечки, которые матушка назвала зачатками женской
гордости. У старших сестер эта гордость уже проявилась, что заставило их носить
корсеты, помогающие поддерживать грудь. А у Джас под рубашкой лишь два соска.
– Хельг, пусти, я уже
согрелась. Слышишь, зубы перестали стучать? – она специально говорила громко,
поскольку хотела скрыть растущую в ней неловкость. Все, время прошло, когда они
могли обниматься по–дружески. Ее ладони, что прижимались к его коже, обжигало.
Она сжала пальцы в кулаки и постаралась оттолкнуться от сильного тела, но
Хельгерт не отпустил. Он вдруг наклонился и нашел губами ее губы. Неловкий,
совсем не нужный, перечеркивающий их беззаботное прошлое поцелуй лишь расстроил.
Она дернулась и зло прошипела. – Пусти, дурак.
Хельг расцепил объятия,
шагнул назад и, видя, как лихорадочно Джас натягивает платье и трясущимися
руками завязывает пояс, запустил в смятении пальцы в свои волосы.
– Ты права, я дурак, –
произнес он тихо. – Извини, я не хотел обидеть тебя, но ты так доверчиво ко мне
прижималась, что я на мгновение подумал, что тоже тебе небезразличен… – говорил
не то, что надо бы сказать, а от этого становилось только хуже.
– Я всего лишь замерзла.
На этом все. Не знаю, что ты надумал себе… – Джастина закусила губу, чтобы не сказать
лишнего.
Схватила ленты, собираясь
вплести их в косу, но не сумела совладать с мокрыми еще прядями. Плюнув на
непорядок, за который наверняка отхватит дома, если ее застанет в таком виде
матушка, выбежала в темноту. И ни разу не оглянулась, иначе заметила бы, что ее
друг застыл в проеме двери.