— Но, кажется, — глядя не на Федотыча, а на мельтишащую дорогу
сказал я, — не получился его план.
— Не получился. Потому как возникла проблема там, где ее не
ждали. Невеста Васькина взбеленилась.
Я сдержанно рассмеялся, понимая, к чему клонит завгар. Ох уж эти
женщины с их трепетным, неспокойным сердцем! Ну и как же мужику,
тем более молодому парню, спастись от женского беспокойства? Это
сначала кажется, что пустяк. А когда прикипел к бабе душою, тут уж
как ее слезы во внимание не принять?
— Закатила невеста Ваське скандал? — Спросил я, в общем-то, зная
ответ.
— Ага. Етить ее… Девка суеверная. Дуреха! Сбила мужика с
панталыку! — Зло расбухтелся Федотыч, — сказала, мол, бросай свою
Белку! Бо замуж за тебя не пойду! Не хочу в первый год вдовая
остаться!
Я снова засмеялся. Молодая кровь кипит, играет. Никуда от нее не
деться. Тем более, молодому парняге-комсомольцу.
— Вот и доконала баба Василия. Вынудила написать в колхозе
заявление, чтобы машину ему переменили.
— И ему переменили, — покивал я тихонько.
— Переменили. Скандал был в партийной ячейке. Отчитали Ваську
страшно. Грозились из комсомолу попереть. Мол, что за дела?
Комсомолец, а пасует перед суевериями! Но потом уж
устаканилось.
— И хорошо, — сказал я.
Машина замедлила бег и тихо покатилась до перекрестка. Замигал
желтый сигнал-поворотник. Я помнил этот перекресток. Тут, с улицы
Ленина, нужно было свернуть на Карла Маркса. С нее на Кропоткина. А
там уж и дом наш, Землицынский, стоит.
Как-то захватило у меня на миг дыхание. Я даже этому удивился.
Почувствовал, что волнуюсь перед встречей с родными, для которых,
впрочем, эта встреча — обыденность. Обыденностью она должна быть и
для меня. Однако, молодое, играющее гормонами тело пыталось взять
верх над холодным моим умом. Только я не дал ему этого сделать,
быстро взял себя в руки.
Хотел я, было, попросить завгара остановить машину здесь, на
перекрестке, но передумал. Решил довести разговор про Белку до
конца. Возникла у меня одна интересная идея.
— И стоит Белка бесхозная уже третий месяц. Я, конечно,
присматриваю за ней, — продолжал Михаил Федотович, — держу на ходу.
Думал, будут просить с нее запчасти, а нет. Бояться, видать.
— Бояться, — кивнул я, — что проклятье, — я хохотнул, —
перекинется на их машины.
— Ага. Взрослые мужики, — сухо плюнул он, — а как дети! Ей-бо! Я
уж и закрашивал кузов еёйный. Думал, как слово “Белка” пропадет,
так и забудут все про машину.