Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что
заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а
теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках.
На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых
фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как
выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное
молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал,
будто всегда был таким!
Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать
лет! Только-только из армии и за руль!
Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала
свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь.
Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской.
– Свежая, – прошептал я себе под нос, – ни год, ни два. Даже не
месяц!
Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух:
– Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля
восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может…
С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен
Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и
женщины.
– Девиз, – начал читать я, – ударный труд. В студенческих
отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование…
Свежая! – Не дочитав, я обернулся к Боевому, – Свежая газета!
– Да какая ж она свежая?! – Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на
дорожную насыпь, – От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки
отдал.
– На самокрутки… – протянул я задумчиво, но весело, – здесь
курят самокрутки!
А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки.
– Игорь, – закричал мне вслед Боевой, – тебе мож плохо? Мож
голову от солнцу-то прихватило?
Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала
сзади, бросил взгляд на дорогу.
Трасса Армавир – Отрадная, была немного уже, чем буквально…
буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке.
Узкая, и никакой разметки. Эта дорога – единственная жила в эти
времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским
поселением.
– Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным
сном под этим тополем?
Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой
листве шумел ветер.
– Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! – подошел
Боевой.
– И не январь, – весело сказал я. – Что стоим-то? И куда
едем?