- Ешки – матрёшки! Корюшки – сапожки. Где, блин, мышицы?
Ляськи-масяськи! Это чего за кисель? – Брехт тяжко вздохнул и стал
из объятий перины выгребать. И мышицы ему в этом совсем не помогли.
Пришлось перевернуться на пузу и сползти ногами сначала на пол.
Холодный! Потом встать на колени. Больно. И голова совсем на
пополам разломилась. Даже пятна радужные перед глазами пошли. Иван
Яковлевич сел на ноги и глаза прикрыл. На секунду мысль
промелькнула в больной голове, что можно позвать кого на
помощь.
- Ну, да. На каком языке и кого? Кристалл нужен, - Брехт
отдышался и глаза вновь приоткрыл.
Свезло. В первый раз повезло. Синий кристалл уже рассыпался в
голубые крупинки и все они горкой небольшой кучно лежали прямо
перед ним.
Бабах. Дверь чуть не ногой отворили и на пороге показался мужик
в кафтане коротком коричневом, высоких сапогах и с сивым кудрявым
париком на голове.
- Guten Tag, Herr Büren. Ein Bote von der Herzogin von Anchen
ist gerade angekommen!
- Чё?!
Событие третье
Любое варенье станет вкусным, если сделать из него
самогон.
Я понял, что такое живая и мертвая вода… Мертвая вода – это
вчерашний дедов самогон, а живая – это сегодняшний дедов
рассол.
Шампанское и дамы – это вам не самогон и бабы!
Голова соображала… Она ворочала колёсиками и прочими
шестерёнками плохо смазанными, и они скрипели, пробуксовывали и
болели. Потому процесс шёл не быстро. Язык был немецким, и Брехт
его знал. Даже два с половиной немецких знал. Один – это
литературный. Учил же и в школе, и в институте и потом ещё. На
четвёрку, в общем, знал. Второй достался от Штелле, который
присвоил себе фамилию Брехт. Это был язык выходца из Эльзаса
восемнадцатого века и настолько отличался от литературного, что
использовать его почти невозможно было. Третий, который довольно
сильно похож на эльзасский, был баварский. Он же рулил Баварией,
вот и занимался с преподавателем языком, да ещё и глубокое
погружение в среду. Только всё это длилось не сильно долго и освоил
тоже на четвёрку.
Это был совсем другой немецкий. Он отличался от остальных, как
болгарский, скажем, от русского. Так, знакомые слова
проскальзывали. И он был странным. Словно латыш какой выучил
хреново немецкий. Гласные растягивались, и говорил при этом мужик в
парике ещё и медленно, словно подбирал слова. Может, для него этот
немецкий тоже не родной.