В окопной
тесноте бой превращается в кровавую суетливую мясорубку. В ход идут
не только винтовки и сабли, но и кулаки и даже зубы. Выстрелов
почти не слышно, лишь яростные крики сцепившихся противников,
стоны, вопли боли, трёхэтажный русский и японский мат.
Трофейную
японскую винтовку я давно уже бросил. Рублюсь шашкой и трофейным
вакидзаси. Под ногами мертвые и раненые японцы и свои.
Ко мне
пробивается Цирус.
- Командир,
нам не удержаться. Окопы почти захвачены противником.
- Где
ракеты?
- У меня в
«сидоре».
- Доставай,
Федя, и запускай. Я прикрою.
Пропускаю
поручика к себе за спину. Шашкой парирую выпад японского штыка,
сокращаю дистанцию и бью клинком вакидзаси в открытую тонкую шею
противника. Густая струя алой крови из перебитой артерии ударяет
мне прямо в лицо, на несколько мгновений лишая зрения.
Стираю чужую
липкую кровь с век тыльной стороной ладони. Оборачиваюсь на Цируса,
который возится с зажигалкой, чтобы отправить в небо первую зелёную
ракету. Шипение короткого бикфордова шнура, хлопок и дымный след
уходит в небо, чтобы расцвести там зеленым огоньком.
Цирус пытается
подпалить огнепроводный шнур второй ракеты. Щелкает зажигалкой –
сноп искр из-под колесика. И только…
В этот момент
лежавший, казалось, мертвым на дне окопа японец, поворачивается и
всаживает поручику свой штык в ногу. Рублю японца шашкой, но
поздно. Галифе поручика стремительно пропитывается кровью. Он
оседает на землю, привалившись к стене окопа.
За что
хвататься прежде: за вторую ракету или за поручика?.. Ведь истечет
кровью…
Выбор
сделан.
Хватаю руку
Цируса, нахожу на его бедре нужную точку, прижимаю.
- Держи, Федя!
Крепко держи! Не отпускай.
Цирус
пережимает артерию, пару минут подержит, а там перетяну ремнем.
Нашариваю на земле зажигалку, чиркаю колёсиком. Сноп
искр.
Где ты огонек?
Ну! Где ты?!
Есть!
Трепещущий язычок плазмы теплится на кончике фитиля.
Бережно
подношу его к запальному шнуру ракеты. С шипением и треском тот
принимается, разбрасывая вокруг искры. Стремительно бежит к самой
ракете. Хлопок. Второй зеленый огонек расцветает и повисает в
небе.
Теперь можно заняться и моим замом.
Цирус побледнел. Грязный лоб в мелком
бисере холодной испарины.
Стягиваю с него ремень, подсовываю под
раненую ногу, делаю петлю, затягиваю крепко.
- Можешь отпускать.