– Ваше высочество, какая радость!
– Какое счастье, что вам удалось
спастись!
– А мы и не знали, что вы на Кобране!
Мы б поспешили за вами всем флотом!
– Господин адмирал будет счастлив вас
принять!
И так далее и так прочее.
Все присутствующие столпились вокруг
царственной особы и сопровождавших ее дам. На Таноса, который
последним покинул лихтер, никто даже не глянул.
Мысленно ухмыляясь, Арно спустился на
палубу линкора и, незаметно для всех, сел на подъемник, и
отправился «на ковер» к разгневанному командующему флотом.
Адмирал Аркон Кегелен, затянутый в
идеально подогнанный и выглаженный мундир, кряжистый, сероглазый
мужчина, с коротким точно обрубленным носом, густыми черными
бровями, взглянул на вошедшего офицера своими темными, глубоко
посаженными глазами. Неторопливо поднялся с кресла, в котором
сидел, смахнул невидимую пылинку с левого рукава мундира и съязвил
среди мертвой тишины, воцарившейся в рубке при появлении
Таноса.
– Наконец-то, капитан, вы снизошли до
нас и почтили нас своим визитом.
– Господин адмирал, разрешите
доложить! – попытался перехватить инициативу, вытянувшийся в
струнку, Арно Танос.
– Молчать! – приказ был произнесен
негромким, но жестким голосом, и тем весомее он был. – Докладывать
о своих своевольных действиях и художествах будете в трибунале.
Сдать личное оружие!
Адмирал протянул руку к покрасневшему
Арно Таносу. Сопровождаемый десятками глаз присутствующих офицеров
(кто смотрел на Таноса сочувственно, кто осуждающе – равнодушных не
было), Арно отстегнул от пояса ручной пульсар и передал
адмиралу.
Аркон Кегелен взял пульсар левой
рукой, передал, подскочившему к нему, адъютанту, и обратился к
высокому, атлетически сложенному офицеру.
– Коммодор, проводите, пока, капитана
Таноса в карцер и заприте его там. Пусть трибунал решает его
дальнейшую судьбу.
– Есть! – отдал честь коммодор и
обернулся к Арно. – Капитан!?
Арно Танос пожал плечами:
– Следую за вами, господин коммодор,
– и поворачиваясь спиной к адмиралу, бросил через плечо:
– Если спасать людей из лап рилов –
это преступление, а ничего неделание и выжидательная трусость –
есть подвиг, тогда пусть будет трибунал!
У Аркона Кегелена от подобной
наглости перехватило дыхание. Он задохнулся. Его лицо быстро
приобретало цвет спелого помидора. Ближайший из офицеров кинулся к
адмиралу со стаканом воды, а коммодор поспешил вывести Таноса из
рубки, справедливо рассудив, что адмиралу Кегелену незачем давать
объяснения в трибунале за убийство в состоянии аффекта надерзившего
офицера.