— Очень мило. Только я не врубаюсь в суть. Это современное
искусство, или какой-то символ чего-то?
— Ну, — дёрнула Боярская бровью, — можно и так сказать. Символ
окончания холодной войны, символ объединения. А ты знаешь, я ведь
даже и не задумалась над этим, а ведь действительно очень
символично получилось. Всё-таки хорошо, что я не взяла тебе
плюшевого мишку.
— Короче, Оль, что за цирк?
— Ну какой же цирк, Люд? Это история. Обломок Берлинской стены.
Сохрани обязательно, внукам показывать будешь.
— Берлинская стена? В Польше? Или в Италии? — посмотрела на неё,
вкладывая во взгляд максимальную дозу сарказма. — А тебе не
показалось, что тебя поимели, как лохушку, Оль?
Она рассмеялась, потеребила перстень.
— Ну причём здесь Италия и Польша, Люд? Берлин, сувенирная лавка
на пересечении Циммерштрассе и Фридрихштрассе. Самая настоящая
Германия, детка. Всё по-честному.
Я помолчала, соображая. И не дура, поняла. По груди изнутри
поползла противная горечь. Главное — не облажаться. Главное —
сдержаться и не подать вида... Но, твою же мать, как хотелось
вцепиться ей в патлы!
Откинула голову на спинку сиденья, вздохнула, прикрыв глаза.
— Спасибо, Оль. Серьёзно, приятно, что ты думала обо мне даже
там. Это всё, что ты хотела? А то меня Денис дома ждёт.
— Что-то я в этом сомневаюсь. Ему сейчас не до баб.
И я, собрав волю в кулак, повернулась к ней:
— Кстати, что случилось-то? Я новости сегодня смотрела, говорят
всё хреново?
Она усмехнулась:
— Когда у тебя отжимают предприятие с уставным капиталом в пол
ляма зеленью — это да... Слегка хреново.
Упивается своей осведомлённостью, сучка. Рисуется. Спокойно,
Кобыркова. Главное сохранять лёгкий похеризм.
— Мм. И кто эти умники? Уже известно?
Посмотрели друг на друга, и Боярская развела руками:
— Я пас. Раз Денис не сказал, значит, тебя это не касается. И я
с ним согласна.
С-с-сука... Спокойно, Людок... Спокойно...
— Да не больно-то и хотелось, если честно. Я для него, знаешь
ли, тихая гавань. Райский уголок, куда хочется возвращаться снова и
снова. После всех этих ваших секретных проблем он приезжает ко мне,
и я делаю ему хорошо. А он делает хорошо мне. Так и живём. —
Улыбнулась, глядя, как пытается сохранить лицо Боярская. — Теперь
всё? Я поехала?
Она помолчала, задумчиво поглаживая оплетённый золотистой кожей
руль. Понаблюдала, как ходит возле моего Паджеро Макс.
Закурила.