Это было почти комплиментом. Правда не Тихоне.
- Эй… а я говорила, что надо Девочку брать… людей… и куда все
пруться-то?
И Тихоня услышал. Обернулся. Взгляд его, скользивший по толпе,
разномастной, суетливой, зацепился за Зиму. А губы растянулись в
улыбке.
Он и вправду похудел и сильно.
Шея вытянулась и некрасиво торчала из ворота старой шинели,
которую Тихоня накинул поверх старой же, застиранной добела,
гимнастерки. Кожа обтягивала череп, отчего подбородок и нос Тихони
казались несуразно огромными, а лоб, напротив, узким.
- Живой, - сказала Зима и хлопнула по плечу.
- А то, - Тихоня оскалился и во рту блеснул золотом зуб.
- Откуда…
- Да так… - он потрогал коронку языком. – С одним там… не
сошлись характерами. Я ему в морду двинул. Он мне… случается. После
вон оплатил коронку. Красивая?
- До одурения. Вещи?
- Все мое тут, - Тихоня хлопнул по мешку. – Куда поедем? Мне тут
адресок один подкинули, чтоб на первое время остановиться…
- У меня остановишься, - сказала Зима жестко. – Все одно завтра
отбываем. Скажи?
- Скажу, - Бекшеев протянул руку, которую Тихоня пожал
осторожно, словно опасаясь сломать. И от этой осторожности снова
резанула душу обида.
Вовсе он не инвалид.
- Тогда лады. Только я бы еще пожрал чего. Мне теперь жрать
почти все время хочется. Госпожа… - это было произнесено с
привычной Бекшееву почтительностью. – То есть ваша матушка говорит,
что это нормально. Процесс восстановления и все такое.
Тихоня хлопнул себя по животу.
- Но жрать охота страсть.
- Будет, - пообещала Зима. - Софья что-то там заказала. И
Сапожник подъехать обещался. Правда, один. Отуля уже не в том
положении, чтоб по гостям разъезжать. Хотя от госпиталя, куда её
все упрятать норовили, отбилась…
Зима что-то говорила.
Про Сапожника, который вроде как отказался идти в высший свет,
но и пить бросил, и вовсе сделался на человека похож к превеликой
радости его родителей. Про Отулю, принявшую очередные перемены
судьбы то ли со смирением, то ли с радостью, по ней не понять.
Про Янку, как раз-то быстро на новом месте освоившуюся.
Про себя и дом нынешний, к которому она честно пыталась
привыкнуть, а оно все не выходило. И с городом тоже тяжко.
Софью.
Только про дела не говорила, и Бекшеев молчал. Шел рядом, благо,
Зима не спешила, да и Тихоня подстроился под чужой шаг. Так что
просто шел.