- Извини, - Софья тотчас отряхнулась. – Это все дорога… и
предчувствия. Иногда теряешься. Граница, где предчувствия и где ты
сам их выдумал, она стирается на раз. Легко переступить и не
заметить.
- Ничего. Справимся.
Лес смотрел на нас.
Лес был иным, чем на Дальнем. Он видел. Помнил. И я вдруг
вспомнила. Тонкие нити-тропинки, что пробираются меж огромных
стволов. Запах. И капли смолы, выползающие из трещин, покрывающие
кору тончайшим липким слоем. Заденешь волосами, в жизни после не
вычешешь.
Тогда у меня были длинные волосы.
Коса – девичья краса.
И гребень, свой, собственный, отцом с ярмарки привезенный, как
знак того, что я уже взрослая, я… гребень остался где-то там, в
другом лесу, пусть он и походил на нынешний.
- …и я его поправил! Никто не верил, а я вот сумел…
- Молодец, - похвалил Бекшеев. – Сколько тебе лет-то?
- Шестнадцать…
- А на самом деле?
Парень смутился слегка, а после ответил.
- Шестнадцать. Будет. Через месяц уже!
Совсем мальчишка. Хотя… мне ведь тоже пятнадцать было, когда
все… и я считала себя взрослой.
- А родители твои где?
Туржин стоял у грузовика, явно маясь неразрешимою задачей. То ли
в кабину лезть, место занимая, то ли все же уступить это место
начальству.
- Софья, сядешь впереди. Зима, ты тоже, - Бекшеев на раз решил
чужую моральную дилемму. - Девочка с нами поедет.
- Зубастая тварюга! – оценил Васька. – А погладить можно? Руку
не сожрет? У Аньки тоже кобель был. Раньше. Здоровущий такой! Я на
ем еще катался когда! А потом издох. Старый уже. Я говорил Аньке,
что нового завесть надо. Тем более когда я на службе…
Это он произнес важно, с чувством собственного достоинства. И
сигаретку вытащил из-за уха. Правда, была та мигом реквизирована
Тихоней.
- Рано тебе еще курить, - сказал он и убрал сигаретку в
карман.
Васька насупился.
- Анька вот тоже ворчит все… а я же ж уже большой!
- Больше некуда, - хмыкнул Тихоня.
Но сигаретку не отдал.
- Ехать-то далеко? – Тихоня оперся на борт.
- Да не, туточки близко. Напрямки. По старой дороге. Ежели не
заглохнем, но не должны уже ж! – Васька быстро позабыл обиду. – И
не думайте! Я там подметши! И ковер положил. И лавки вона накрыл,
чтоб мягчей было.
Девочка потянулась к мальчишкиной ладони.
Втянула запах её. И фыркнула. Наверняка от руки пахло табаком.
Да и от самого Васьки, причем сейчас, когда я притерпелась к
окрестным ароматам, именно табачная вонь ощущалась остро и резко.
Курил он явно давно и немало.