А еще, даже сквозь эту вонь от Васьки все равно пахло кровью.
Старой. Такой крепкой, терпкой, которая имеет обыкновение въедаться
в кожу. И запах заставил насторожиться не только меня. Девочка
тихонько заворчала, оскалилась, правда, скорее для порядка, чем и
вправду желая напасть. Но Васька руку одернул.
- Чегой это она? – и отодвинулся на шажок. Вопрос прозвучал
донельзя жалобно.
- Кровью пахнет, - я сама потянулась к нему, позволяя телу
измениться. И верно, запах стал резче. И крови, и… дыма.
Навоза?
- Так… это… мы третьего дня свиней били. С Анькою, - жалобно
произнес Васька. Он смотрел на меня с ужасом и… восторгом?
Совершенно неуместным детским и искренним. Необъяснимым, ведь
нормальные люди измененных боятся. – Она попросила сподмогчи,
потому как Генрих, это ейный помогатый, прихворнул. Да и так
вдвойгу им тяжко управиться. Там же ж свиньи две, еще пара
поросяток. Заказ большой. Надобно и бить, и кровь сцедить, и тушу
осмолить, обскоблить. Потрошить.
Васька принялся перечислять все-то, что требовалось сделать. А я
успокаивалась.
Этак, Зима, ты и вправду свихнешься.
Кровь свиная. Не то, чтобы по запаху отличить могу, но уж больно
сочетание характерное. И паленым волосом тоже пахнет, и шкурой.
Точно.
Свиней здесь многие держат.
- Вчерась вон целый день колбасы крутила да сало солила. И на
рынок опять же ж надо было. Но это не вчерась, это когда били. С
парным-то… и еще колбасы после делала. Завтра повезет одни. А
другие повесит. Сушит она их… и полендвичку тоже ж. вы, небось,
такой и не едали в своих столицах! – Васька окончательно
успокоился.
Да и я тоже.
И только Девочка нервно ушами подергивала. Для нее запах крови
был однозначен. Я положила руку на загривок и дернула слегка:
угомонись.
- Ну так чего? – спохватился Васька. – Едьма? Вас же ж еще
обустраивать надобно! Мне так и велели. Мол, встретить, чтоб честь
по чести и обустроить. Я уже ж и договорился-то. У тетки Маврухи
дом есть. Там ейный сын жил прежде, с женою, стало быть. А его
после уж немцы расстреляли. И жену. А Мавруха деток к себе
прибрала. Глядит и ростит. А дом пустой. Не подумайте, за
ним глядит, аккурат приезжих и пущает, но публику хорошую, чистую…
вы сажайтеся, сажайтеся!
Он поспешно открыл дверь, и я помогла Софье подняться в кабину.
И сама залезла.