- В конце концов, я ведь приносил пользу обществу! – он
хватается за эту спасительную мысль. – Истреблял разврат… какой
пример они подавали?
- Ужасный, - Бекшеев снова соглашается.
А потом будет жаловаться, что ему тошно. И что голова опять
болит. У меня же появится желание взять его за эту самую болящую
голову и постучать по столу, чтобы у нее действительно повод болеть
появился. И глядишь, до хозяина головы дошло бы, что не во всякую
грязь соваться стоит.
Хотя… нет.
Не постучу.
Просто заварю травок, из тех, что прислала Отуля, вернее ныне
уже княжна Аделаида Михайловна Сапожникова. И заставлю выпить.
А он выпьет. И настолько уставшим будет после этого разговора,
что даже на горечь не пожалуется.
Да уж.
- …она на меня посмотрела. Понимаете? Никто никогда не смотрел
на меня вот так. Мама моя, она была правильной женщиной…
- Очень властной, - тихо сказала я, хотя там нас не могли
слышать. – Соседи говорят, что с нею было невозможно ужиться. Она
всех стремилась подчинить.
Одинцов молчит.
По лицу его сложно понять, о чем он думает.
- …и женщина не должна так смотреть на мужчин! Она меня
завлекала! А потом стала смеяться. Выговаривать… всякое.
Непотребное. Я и разозлился.
Настолько, что задушил.
Нина Первязина, девятнадцать лет. Круглая сирота. Работала на
ткацком комбинате, при котором ей выделили комнатушку в общежитии.
Девушка веселая, скромностью и вправду не отличавшаяся.
Любительница ночных прогулок, дружеских посиделок и вина.
Бутылку нашли рядом с телом.
- Очень разозлился…
- Вас можно понять, - у Бекшеева получилось это сказать даже с
участием. Еще немного и сама поверю, что он сочувствует. А вот
господин Петров, мещанин сорока семи лет отроду, он и вправду
поверил. Закивал часто, так, что все подбородки затряслись. – Такой
солидный серьезный мужчина. Любая приличная девушка была бы
рада…
- Как он это выдерживает? – Одинцов отвернулся от стекла.
- С трудом. Но…
Заменить Бекшеева некем.
То есть, я могу попытаться. Но не получится. Не вот так, чтобы
добровольно и искренне, чтобы под запись, которая ни у одного суда
не оставит сомнений, что признание именно добровольное.
- Ты обещал найти кого, - напоминаю, раз уж их сиятельство
соизволили заглянуть в нашу нору.
- Я ищу.
- Долго.
- А ты думаешь, так просто это, - он потер голову.
- Еще скажи, что нас закрыть хотят.