Даже тут – в шаге от дома – нельзя было расслабляться, а не то
запросто могли вышибить такую дурь вместе с мозгами. А потом пошла
бы гулять по улочкам свинцовая метель кровной мести. И ведь сколько
раз уже вот так на пустом месте все начиналось? Увидят ротозея и
просто так из развлечения положат, а потом... Одного из его дядьев,
которого он сам не видел никогда, так и убили, посреди улицы, когда
он на минутку забыл, где жил. Мама рассказывала Марту, хороший был
парень, стихи писал, вот и дописался.
Такие мысли показались ему полнейшей ерундой, и он постарался
выкинуть их из головы… А с другой стороны, что еще делать? Пока
доедут, еще часа три пройдет, надо чем-то заниматься…, вот и
крутились всякие посторонние соображения. Это не так и вредно.
Главное, что делу не помеха. Разговоры в дороге запрещены, все
обязаны быть настороже, прислушиваясь к любому шороху и вглядываясь
окрест в поисках скрытой угрозы. Потому ехали молча и, по правде
сказать, скучновато.
Напоследок он оглянулся назад. Позади на трех холмах возвышалась
Тара, сияя в лучах солнца. Десятки ее выстроенных из прочнейшего
белого кварцита домов-башен высоко вздымались над кровлями обычных
домов, образуя причудливый лабиринт улиц и небольших площадей.
Среди них то и дело мелькали золотыми искрами маковки и кресты на
куполах церквей и колоколен.
Ефим, в отличие от Гришки, взял под седло не коня, а горбача[2].
Сам Март их с давних пор не любил. И, спрашивается, за что ему к
ним хорошо относиться? Вредные, здоровенные, вечно жующие сухую
колючку губастые твари. В пять лет его покусал черный злой самец,
принадлежащий одному из приезжих родственников, чуть руку левую не
оторвал, хорошо, отец успел спасти. Он, конечно, сам был виноват,
зачем к лежащему зверю лез? С другой стороны, какой спрос с малого
ребенка? Долго потом все заживало. Слюна у них вредная, почти
ядовитая, но повезло, рука давно уже работала нормально.
Несколько лет он не мог спокойно мимо них проходить, пока
однажды не решил – хватит! Никто горбачей не боится, и ему,
Мартемьяну Вахрамееву, потомку многих поколений воинов, невместно.
Собрал всю смелость в кулак и пошел в загон, где животные стояли.
Выбрав самого грозного и похожего на того, давнего – два метра в
холке, черный, с желтыми, злыми зубами, налитыми кровью глазами и
могучим спинным горбом, решительно ухватив за узду, принудил
опуститься на колени и взобрался в седло. Давя в себе внутреннюю
дрожь, поднял зверя и погнал в пампу. Почти через час они вернулись
оба в мыле и смертельно усталые. Вот так, в десять лет Март сам
излечил душу от первой серьезной раны.