— Не-е-ет, — Маруська мотает головой, наконец-то раскукливаясь, — дядя Ник обидится.
И ты даже не представляешь как…
— Ну, он же на меня обидится, — фыркаю я, — хотя, если ты хочешь остаться… Тогда нам надо идти к тренеру. У тебя занятие через полчаса.
Последний шмыг немножко красным носиком — я вытягиваю из кармана своей куртки пачку бумажных платочков, чтоб мое чудовище высморкалось, и Маруська тянет меня в обратную сторону — к дверям конюшни, в которых на нас зависает… Олеся… Вид у неё виноватый. Но, судя по всему — именно благодаря ей нас не шуганул вот тот бородатый мордатый мужик, что стоит чуть поодаль за её спиной. По крайней мере, на меня он смотрит мрачно, будто я не в пустую конюшню зашла, а в святая святых, в которой он хранит священный Грааль, не меньше.
Пофиг.
Главное, что Маруськина теплая ладошка лежит в моей руке, её мордашка потихоньку светлеет — мысли о долгожданном катании все-таки вытесняют из головы мысли плохие, и этот выходной еще можно спасти. Ну, по крайней мере — я в это верю.
— Кстати, насчет папы я не пошутила, — негромко замечаю я, чтобы закрепить эту информацию, — если тебе хочется — и раз уж он уже приехал, я скажу ему, что вам можно погулять.
Маруська сначала сбивается с шага, потом смотрит на меня, и снова начинает шагать вперед, к той самой леваде, где перед нами выделывался на Милорде Ветров. Шаг у неё становится еще бодрее.
Мне бы такое настроение. Я вот это свое поражение принимаю, только стиснув зубы покрепче и стараясь не представлять физиономию удовлетворенного очередной победой Ветрова.
Это ради Маруськи. Только для неё. А на него — мне плевать.
Ох, пожалею я об этом разрешении, ой, как пожалею.
Только не догадываюсь — насколько быстро…
8. 8. Спорщики
— Ты не представляешь, насколько я задолбался тебя видеть, Ярослав Олегович, — хрипло роняет Ольшанский, явно подумывающий о более крепких эпитетах в моей адрес, — Тебе же тысячу раз говорено, чтоб до суда ты к Маше не приближался. Так какого же хр… черта ты приперся?
Такого черта, что не собирался позволять тебе, Николай Андреевич, подкатывать к моей женщине через моего же ребенка.
Хотя черта с два я тебе это озвучу, ты так забавно пыхтишь, что твою агонию я просто обязан продлить еще на четверть часа.
От Ольшанского и вправду веет нешуточной злостью, будто здесь я посягаю на его территорию. Хотя почему это «будто»? Так оно и есть.