Надя открыла рот – больше от возмущения, чем от удивления. Нет, все не так! Но девушка читала дальше:
«Ну ладно, пусть будет. И Маринке веселее. Хорошо бы мальчик. Наследник.»
Рот сам собой закрылся. Дети продолжали возиться с игрушками. Пожилая тетка достала тряпку и, опустившись на корточки, со вздохом принялась вытирать пол. Илюша спал, и Наде казалось, что она слышит его сонное дыхание. Не поднимая головы от уборки, толстуха подала голос:
– Был и второй раз. Маша, зачитай.
Та, которую назвали Машей, послушно пошелестела страницами, нашла нужное место.
– Четвертое февраля прошлого года: «Хочется спать. И что тебе не лежится, только что тебя кормила. Опять описался. Лучше бы не рожала.»
Маша взглянула на застывшую Надю и, видимо, проникнувшись сочувствием, утешительно затарахтела:
– Вы не беспокойтесь. Деткам у нас хорошо. Мы всех берем, кто родителям не нужен. Здесь уход, здоровое питание, развивающие игры…
Неизвестно, сколько белиберды она могла бы еще наговорить, но Надя приняла решение и встала. В экстренной ситуации она всегда действовала стремительно, долго не раздумывая. Пожилая с тряпкой – толстая и здоровая – стояла у нее на пути. Что-нибудь тяжелое – например, вот этот подсвечник на тумбочке – подойдет. Сейчас толстухе по голове (лишь бы не прибить совсем), эту, как ее, Машу, просто толкнуть – она хилая, и к сыну. Схватить, завернуть в свою куртку и бегом отсюда. Все остальное потом. Лишь бы выбраться. После разберемся.
Надя схватила подсвечник, замахнулась. Увидела перед собой усмехающееся лицо. С силой обрушила удар и ощутила сильную боль в кисти.
Она ударила кулаком по каменной плите. Было больно. Перед ней – заколоченная фанерная дверь грота. За досками – темнота, затхлость и холод. В крошечное помещение много лет никто не заходил. Тянуло сыростью и гнилью.
Не было ничего. Должно быть, ей все приснилось. Как это называется – временное помрачение рассудка? Не видела она ни женщин, ни детей. Сон, вот что это было.
Коляска со спящим сыном оказалась под елкой, в том самом месте, где Надя ее оставила. Илюха сопел и улыбался во сне – спящий, он улыбался чаще, чем во время бодрствования. Маринка неподалеку строила замок из сугроба – прорывала в нем ходы, проделывала окошки и была так поглощена своим занятием, что не заметила приближения матери. Варежки девочки были совсем мокрые, а шнурок на одном ботинке развязался.