Она крепко стояла на ножках в летних вязаных сапожках и бесстрастно пялилась перед собою. Спокойная и неживая, она казалась аккуратисточкой. Круглая головёнка в шлеме гладких светлых волос, приглаженных на косой проборчик, намекала на чистоту помыслов. Голубое платьице в обтяжку было на тон темнее сапожек.
Дьявол нагнулся, словно пытаясь попасть в поле зрения её единственного глаза, помещённого над переносицей, но неподвижная глубина этого озерца, прикрытая густыми русыми ресницами, не взволновалась, зрачок не сузился от намерения рассмотреть визави и не расширился от упавшей на неё тени. Беленькая и тихая, она помалкивала себе и не пошатывалась от груза мыслей и сомнений, (о, да – и сомнений), взваленного на неё сатаной.
Дьявол полюбовался крохой и осторожно сунул соучастницу преступления в кармашек потёртого и уютного френчика, тесноватого для его могучей грудной клетки. Он подошел к двери, весомо и беззвучно ступая лосиными копытами. (Штанов он не носил, предпочитая натуральный собственный мех, густой и чёрный, лишь кое-где побитый сединою и отчасти – молью Иридиас, с которой воевать бесполезно.) Зеркало, покинутое им, безнадёжно тускнело в углу комнаты, и гасла надпись:
Господин, если Твоя желать
абсолютно безопасно отключить…
Взявшись за дверную ручку, он помедлил и вытащил из френча куколку, деликатно ухватив её за хрупкую талию. Грабитель мутно и с раздражённым восхищением помотал башкой с рогами.
– Ишь ты. – Бормотнул он.
Полюбовавшись на то, как она, прямая, бесчувственная, светловолосая, смотрит на него и сквозь него без малейшего страха, он снова заключил её в крепостной замок своего кулака, сомкнув пальцы, твёрдые и поросшие проволочным волосом. Ни шевеления, ни звука протеста. Дёрнув на себя дверь, похожую на дверцу холодильника, (теперь такие во всех учреждениях), он вышел.
Гигантская птица летела сквозь чёрный мир, полный золотых шаров, источающих неистовый свет или тёплое сияние. На мягких перьях птицы, как в седле, сидели двое и разговаривали. Черноволосая, с овальным белокожим лицом Богиня Юго-Западного ветра задавала вопросы. Волосы её растрепались, хотя несколькими часами ранее ласковая и заботливая Рука уложила их, следуя сложному, почти архитектурному замыслу. Острая заколка из золота торчала в тяжёлом спутанном узле. Таков был и её характер – разом и созидающий, и разрушительный. В её новых делах всегда прятался элемент разрушения, а то, что она уничтожала, было обречено возродиться. Нельзя сказать, что таковы, мол, все Богини Юго-Западного Ветра. В мире всегда одна такая, ибо природа ветра не меняется с той секунды, которая казнит вечность и начинает Время.